— Да, — ответила Герли.
— Почему?
— Потому что Амальтея страдает шизофренией.
Маура посмотрела на суперинтенданта.
— Тогда почему ее осудили? Шизофреников не должны сажать. Их должны лечить.
— Как и многих других наших подопечных. Скажите это суду, доктор Айлз, я уже пыталась пробить эту стену. Сама система ненормальная. Будь вы хоть трижды псих, совершающий убийство, на суде редко удается доказать это.
— Вы считаете, что она действительно душевнобольная? — тихо спросила Риццоли.
Маура повернулась к Джейн. Увидела, что та внимательно читает записи психиатра.
— У вас вызывает сомнения ее диагноз?
— Я знаю психиатра, которая осматривала ее. Доктор Джойс О'Доннел. Она не из тех, кто тратит время на заурядных шизофреников. — Джейн взглянула на Герли. — Почему именно ее привлекли к делу?
— Вас это, похоже, беспокоит, — заметила Герли.
— Если бы вы были знакомы с доктором О'Доннел, вас бы это тоже обеспокоило. — Риццоли захлопнула папку и глубоко вздохнула. — Есть что-нибудь еще, что должна знать доктор Айлз, прежде чем увидится с заключенной?
Герли посмотрела на Мауру.
— Я так понимаю, вы не изменили своего решения?
— Нет. Я готова встретиться с ней.
— Тогда я провожу вас вниз, в приемную для посетителей.
16
«Я еще могу передумать».
Эта мысль крутилась в голове Мауры, когда она проходила процедуру регистрации. Когда снимала часы и прятала их вместе с сумочкой в шкафчик. В комнату свиданий запрещалось проносить драгоценности и бумажники, и она чувствовала себя голой без сумочки, лишенная удостоверения личности и всех пластиковых карточек, которые могли бы сообщить миру, кто она. Маура захлопнула дверцу шкафа, и металлический скрежет напомнил ей о том мире, в который ей предстояло вторгнуться: мире, где двери были на замке, а его обитатели коротали жизнь в камерах.
Маура надеялась, что свидание будет приватным, но, когда надзирательница провела ее в комнату, поняла, что ошиблась. Послеобеденные свидания начались часом раньше, и в комнате царил сущий хаос — шумели дети, громко кричали взрослые. Монеты звонко сыпались в торговый автомат, который выдавал завернутые в целлофан сандвичи, чипсы и шоколадки.
— Амальтею сейчас приведут, — сообщила надзирательница. — Почему бы вам пока не поискать свободное место?
Маура подошла к незанятому столу и села. Пластиковая поверхность была липкой от пролитого сока; она сложила руки на коленях и стала ждать. Сердце учащенно билось, в горле пересохло. «Первая реакция организма на стресс — „дерись или беги“, — подумала она. — Какого черта я так разнервничалась?»
Она встала и подошла к умывальнику. Наполнила водой пластиковый стакан и залпом осушила его. Но в горле все равно было сухо. Такую жажду нельзя утолить водой; жажда, учащенный пульс, потливость ладоней — тот же самый рефлекс, подготовка организма к неминуемой угрозе. «Расслабься, расслабься. Ты встретишься с ней, скажешь несколько слов, удовлетворишь свое любопытство и уйдешь. Какие сложности?» Она смяла стаканчик, обернулась и застыла на месте.
Дверь как раз открылась, и в комнату вошла женщина — спина прямая, плечи расправлены, подбородок горделиво вскинут. Ее взгляд выделил из толпы Мауру и на мгновение остановился на ней. Но стоило Мауре подумать: «Это она», как женщина отвернулась и с улыбкой раскрыла объятия, в которые устремился ребенок.
Маура смутилась, не зная, сесть ли ей или продолжать стоять. Дверь снова открылась, и надзирательница, с которой она говорила ранее, за руку ввела в помещение женщину. Она не шла, а едва волочила ноги по полу; ссутулившись, она все время смотрела под ноги, как будто что-то искала на полу. Надзирательница подвела ее к столу Мауры и, выдвинув стул, усадила.
— Вот, Амальтея. Эта дама пришла к тебе на свидание. Почему бы тебе не поболтать с ней, а?
Амальтея по-прежнему не поднимала головы, уставившись на поверхность стола. Спутанные пряди волос сальным занавесом спадали ей на лицо. Густо испещренные сединой, они явно когда-то были черными. «Как у меня, — подумала Маура. — Как у Анны».
Надзирательница пожала плечами и посмотрела на Мауру.
— Ну, я оставлю вас? Когда закончите, махните мне рукой, и я уведу ее.
Когда надзирательница отошла, Амальтея даже не поглядела ей вслед. Она как будто и не замечала женщину, сидевшую прямо перед ней за столом. Она пребывала в каком-то странном оцепенении, спрятавшись за вуалью грязных волос. Арестантская роба свисала с ее плеч, и казалось, что тело под одеждой усохло. Рука, лежавшая на столе, сотрясалась в бесконечной дрожи.
— Здравствуйте, Амальтея, — произнесла Маура. — Вы знаете, кто я?
Ответа не последовало.
— Меня зовут Маура Айлз. Я… — Маура судорожно сглотнула. — Я очень долго искала вас. — «Всю жизнь».
Женщина дернула головой. Но не в ответ на слова Мауры, это был непроизвольный тик. Импульс, пронесшийся по нервным окончаниям и мышцам.
— Амальтея, я ваша дочь.
Маура замерла в ожидании реакции. Она дрожала от нетерпения. Ей казалось, что они одни в этой комнате, она уже не замечала ни какофонии детских голосов, ни грохота автомата, ни скрипа стульев. Центром ее вселенной стала эта измученная, разбитая женщина.
— Вы можете посмотреть на меня? Пожалуйста, посмотрите на меня.
Наконец голова медленно поднялась — рывками, как у заводной куклы с ржавым механизмом. Нечесаные волосы упали с лица, и взгляд ее глаз остановился на Мауре. Непостижимые глаза. Маура не видела в них ничего, в них не было осознанности. Не было души. Губы Амальтеи дрогнули, но беззвучно. Очередная судорога, непреднамеренная, бессмысленная.
Мимо проковылял маленький мальчик, от которого пахнуло мокрым памперсом. За соседним столом помойного вида блондинка в арестантской робе, закрыв лицо руками, тихо всхлипывала, а сидевший напротив мужчина безучастно наблюдал за ней. В комнате свиданий разыгрывались десятки семейных драм; Маура была всего лишь одним из действующих лиц.
— К вам приезжала моя сестра Анна, — сказала Маура. — Она похожа на меня. Вы ее помните?
У Амальтеи задвигались челюсти, словно она пережевывала пищу. Воображаемую пищу, вкус которой могла оценить только она.
«Нет, конечно, она не помнит, — подумала Маура, в раздражении разглядывая безучастное лицо Амальтеи. — Она вообще не соображает, кто я и зачем я здесь. Я кричу в пустоту, а в ответ слышу лишь эхо».
Решив добиться хоть какой-то реакции, Маура произнесла с нарочитой жестокостью:
— Анна мертва. Ваша вторая дочь погибла. Вы знаете об этом?
Никакого ответа.
«Какого черта я настаиваю? У нее явно не все дома. Глаза совершенно пустые».
— Хорошо, — сказала Маура. — Я приду в другой раз. Может, тогда вы поговорите со мной. — Вздохнув, Маура поднялась из-за стола и стала искать глазами надзирательницу. Та была в другом конце комнаты.
Маура подняла руку, чтобы махнуть ей, когда вдруг услышала голос. Вернее, еле слышный шепот:
