— Тогда посиди со мной. Потому что я никуда не собираюсь уходить.
Некоторое время она молча смотрела на него. И думала: «Как же это тяжело! Брак — это такое тяжелое и страшное испытание, и он прав — мне действительно хочется дезертировать. Спрятаться куда- нибудь, где меня никто не сможет задеть».
Она выдвинула стул и села.
— Понимаешь, многое изменилось, — сказал он. — Теперь все не так, как прежде, теперь у нас есть Реджина.
Джейн молчала, все еще сердясь на него за то, что он не опроверг ее слов, не сказал, что она вовсе не поганая. Даже если это и правда.
— Теперь, если с тобой что-то случится, это коснется не только тебя. У тебя есть дочь. Есть и другие люди, о которых следует подумать.
— Я решила стать матерью, а не тюремным заключенным.
— Ты жалеешь, что у нас есть ребенок?
Она посмотрела на Реджину. Дочь по-прежнему таращилась на нее широко раскрытыми глазами, как будто понимала каждое слово.
— Нет, конечно, нет. Просто… — Она покачала головой. — Я ведь не только мать. Я — это я. Но я чувствую, что теряю себя, Габриэль. С каждым днем меня становится все меньше. Я исчезаю, как Чеширский Кот в Стране чудес. С каждым днем мне все труднее вспомнить, кем я была. И вот ты приходишь домой и начинаешь отчитывать меня за эту рекламу. А ведь признайся, это блестящая идея. И тогда я думаю: «Ну вот, теперь я окончательно исчезла. Даже мой муж забыл, кто я».
Он подался вперед, прожигая ее своим взглядом.
— Ты знаешь, каково мне было, когда ты оказалась в заложниках? Ты хотя бы представляешь, что я пережил? Ты думаешь, что ты железная. Стоит тебе достать оружие, и ты сразу превратишься в сверхженщину. Но если с тобой что-то случится, Джейн, плохо будет не только тебе. Мне тоже. Ты когда- нибудь думала обо мне?
Она промолчала.
Габриэль засмеялся, но его смех напоминал стон раненого зверя.
— Да, я зануда, все пытаюсь защитить тебя от тебя самой. Но кто-то же должен это сделать, потому что ты — злейший враг самой себе. Ты никогда не оставишь попыток доказать что-то самой себе. Ты все еще остаешься униженной сестренкой Фрэнки Риццоли. Девчонкой. Ты по-прежнему недостойна играть с мальчишками в их игры, и так будет всегда.
Она смотрела на него, возмущенная тем, что он так хорошо ее знает. И что его жестокие слова бьют точно в цель.
— Джейн. — Габриэль потянулся к ней. Она не успела отстраниться, и его ладонь накрыла ее руку — муж явно не собирался ее отпускать. — Тебе не нужно доказывать ничего ни мне, ни Фрэнки, ни кому бы то ни было. Я знаю, тебе сейчас трудно, но ты вернешься к работе даже раньше, чем ты думаешь. А пока дай адреналину успокоиться. Дай мне покоя. Позволь мне насладиться сознанием того, что мои жена и дочь находятся дома в безопасности.
Он не убирал свою ладонь. Джейн смотрела на их сплетенные руки и думала: «Этот человек никогда не дрогнет. Как бы я ни давила на него, он всегда будет моей опорой. Пусть даже я этого не заслуживаю». Медленно их пальцы сомкнулись в молчаливом примирении.
Зазвонил телефон.
Реджина ответила истошным воплем.
— Что ж, — Габриэль вздохнул. — Покой длился недолго. — Покачав головой, он поднялся из-за стола и подошел к телефону.
Джейн уже понесла Реджину в детскую и вдруг услышала, как муж сказал в трубку:
— Вы правы. Не стоит обсуждать это по телефону.
Она тут же насторожилась и обернулась, чтобы увидеть выражение его лица, угадать, почему вдруг его голос опустился до шепота. Но Габриэль стоял лицом к стене, и она видела лишь его напряженную спину.
— Ждем вас, — сказал он и повесил трубку.
— Кто это?
— Маура. Она едет к нам.
31
Маура приехала не одна. Рядом с ней на пороге стоял привлекательный брюнет с аккуратной бородкой.
— Это Питер Лукас, — представила она своего спутника.
Джейн бросила Мауре скептический взгляд.
— Вы привели журналиста?
— Он нам нужен, Джейн.
— С каких это пор нам стали нужны журналисты?
Лукас приветливо махнул рукой.
— Я тоже рад вас видеть, детектив Риццоли, агент Дин. Можно войти?
— Нет, говорить мы будем не здесь, — сказал Габриэль и вместе с Джейн, которая держала на руках Реджину, они вышли в коридор.
— Куда мы идем? — поинтересовался Лукас.
— Следуйте за мной.
Габриэль повел гостей вверх по лестнице, и они оказались на крыше дома. Здесь жильцы разбили настоящий сад из горшечных растений, но городская жара и испарения от асфальта уже начали уничтожать этот оазис. Кусты томатов поникли, а побуревшие стебли ипомеи цеплялись за шпалеру, словно заскорузлые пальцы. Джейн устроила Реджину в детском стульчике под тенью зонтика, и девочка быстро задремала, разомлев от еды и тепла. С террасы открывался вид на крыши соседних домов, где бетонный ландшафт тоже украшали зеленые островки садов.
Лукас, устроившись рядом со спящим ребенком, выложил на стол папку.
— Доктор Айлз посчитала, что вам будет интересно взглянуть на это.
Габриэль раскрыл папку. В ней лежала вырезка из газеты с фотографией улыбающегося мужчины и заголовком: «Рестон. На борту яхты найден труп мужчины. Бизнесмен считался пропавшим без вести со второго января».
— Кто такой этот Чарльз Десмонд? — осведомился Габриэль.
— Человек-загадка. Мало кто знал его по-настоящему, — сказал Лукас. — Собственно, меня именно это и заинтриговало, потому я и занялся его историей. Хотя судмедэксперт предложил весьма удобную версию самоубийства.
— У вас она вызывает сомнения?
— Доказать что-либо невозможно. Десмонд был найден мертвым в ванной комнате своей яхты, которая стояла на якоре у пристани на берегу реки Потомак. Он лежал в ванне с перерезанными запястьями, а в каюте нашли предсмертную записку. Его обнаружили спустя десять суток после наступления смерти. Бюро судмедэкспертизы так и не представило никаких фотографий, но сами можете представить, каково было состояние трупа.
Джейн поморщилась.
— Я даже и представлять не хочу.
— Его предсмертная записка маловразумительна. «Я в депрессии, жизнь достала, больше не могу». Говорят, Десмонд крепко выпивал и находился в разводе в течение пяти лет. Так что причины для депрессии были. Внешне все выглядит гладко и вполне тянет на самоубийство, верно?
— Но вас это, кажется, не убеждает?
— У меня срабатывает чутье. Журналистское шестое чувство подсказывает мне, что в этом деле не
