— Плохо дело. Мы тут в Бикон-Хилле. Вам с Фростом тоже надо бы подъехать. Незавидная выпала мне роль — сообщать такое, но…
— Разве сейчас не твое дежурство?
— Думаю, теперь наше общее, Риццоли. — Голос у Кроу звучал как никогда мрачно, без тени свойственного ему сарказма. Он тихо добавил: — На сей раз жертва из наших.
Жертва из наших. Полицейский.
— Кто? — спросила она.
— Ева Кассовиц.
Джейн не могла вымолвить ни слова. Стояла, крепко сжав пальцами трубку телефона, и думала: «А я ведь видела ее всего несколько часов назад».
— Риццоли!
Джейн откашлялась.
— Давай адрес.
Она положила трубку и заметила, что Габриель уже отнес Реджину в детскую, и Анжела теперь сидела, печально понурившись, с пустыми руками.
— Прости, мам, — сказала Джейн. — Мне надо идти.
Анжела сокрушенно пожала плечами.
— Конечно. Ступай.
— Поговорим, когда вернусь.
Она наклонилась поцеловать маму в щеку, и только сейчас, вблизи, разглядела, какая дряблая у Анжелы кожа, какие потухшие глаза. «Когда же ты успела так постареть?»
Джейн защелкнула кобуру с пистолетом и достала из шкафа куртку. Застегиваясь, она услышала, как Габриэль произнес:
— Не самое подходящее время.
Она повернулась к нему. «Что будет, когда я тоже состарюсь, как мама? Неужели и ты бросишь меня ради какой-нибудь молоденькой фифы?»
— Я могу задержаться, — предупредила она. — Так что не ждите.
11
Маура выбралась из своего «Лексуса» и ступила на заиндевелую мостовую — лед затрещал у нее под ногами, как разбитое стекло. Снег, подтаявший за день, когда потеплело, снова смерзся на пронизывающе холодном ветру, который к вечеру усилился, и в многочисленных отсветах огней патрульных машин каждая пядь земли лоснилась, отливая коварным блеском. Маура увидела, как по тротуару, размахивая руками, скользит полицейский, силясь удержаться на ногах, и как у обочины протащило юзом фургон с бригадой криминалистов, так что тот едва не врезался в задний бампер припаркованной у тротуара патрульной машины.
— Осторожней там, док, — крикнул патрульный через улицу. — Один из наших тут уже навернулся. Думали, руку сломал.
— Могли бы и солью посыпать.
— Угу, — буркнул он. — Могли бы. Только кому это сейчас нужно — город уже давно спит.
— Где детектив Кроу?
Полицейский махнул рукой в сторону стоявших в ряд элегантных частных домиков.
— Сорок первый номер. Это недалеко — через несколько домов. Могу проводить.
— Не стоит, я сама как-нибудь. Спасибо.
Маура остановилась, пропуская очередную патрульную машину, которая свернула за угол, чуть было не наехав на край тротуара. Она насчитала по меньшей мере восемь полицейских машин, запрудивших улицу.
— Понадобится место и для труповоза, а ему тут не развернуться, — сказала она. — Неужели всем этим машинам так уж необходимо здесь находиться?
— Да, необходимо, — бросил полицейский. Услышав такой тон, Маура оглянулась на него. В пульсирующих отблесках полицейских мигалок по его лицу пробегали мрачные тени. — Нам всем надо быть здесь. Мы перед нею в долгу.
Маура вспомнила тот ужасный вечер в сочельник — как Ева Кассовиц стояла на улице, скрючившись, и ее выворачивало наизнанку прямо на снег. Вспомнила она и то, как патрульные подтрунивали над слабой девушкой-детективом. Теперь она мертва, и насмешники притихли в скорбном почтении к павшему полицейскому.
Патрульный тяжело вздохнул.
— Ее приятель тоже.
— Полицейский?
— Да. Помогите нам поймать этого гада, док.
Маура кивнула:
— Постараюсь.
И двинулась дальше по тротуару, чувствуя на себе взгляды всех полицейских, конечно же заметивших, как она подъехала. Они узнали ее машину; да и кто она сама, они тоже знали. Маура видела, как они, похожие на тени, приветственно кивали ей, сгрудившись в кучку, и как изо рта у них валил пар, точно дым у курильщиков, собравшихся перекурить на скорую руку. Они знали о трагическом поводе ее приезда, равно как и о том, что однажды кто-нибудь из них тоже может стать объектом ее внимания.
Внезапный порыв ветра поднял облако снега — Маура зажмурилась и опустила голову, пряча лицо от жалящих снежинок. А когда снова ее подняла, заметила человека, которого она никак не ожидала здесь увидеть. На другой стороне улицы стоял отец Даниэл Брофи и тихо разговаривал с молоденьким полицейским, привалившимся спиной к патрульной машине, как будто его ноги не держали. Одной рукой Брофи обхватил плечо другого полицейского, стараясь его успокоить, — тот припал к его груди, рыдая, и Брофи пришлось обнять его уже обеими руками. Остальные полицейские стояли чуть поодаль в неловком молчании, шаркая ногами и потупив глаза, оттого что чувствовали себя крайне неудобно при виде столь бурного проявления горя. Хотя Маура не могла разобрать слов Брофи, она видела, как молоденький полицейский кивал. И слышала, как что-то отвечал сквозь слезы.
«Никогда не смогла бы работать так, как Даниэл», — подумала она. Куда легче резать мертвецов и распиливать кости, чем утешать в скорби живых. Даниэл вдруг вскинул голову и заметил ее. Некоторое время они смотрели друг на друга. Затем она отвернулась и пошла дальше — к дому, где на крыльце, отделанном чугунной решеткой, уже трепетала на ветру лента оцепления. У Брофи своя работа, а у нее — своя. Пора сосредоточиться. Однако, хотя она и старалась смотреть прямо перед собой, на тротуар, мысли ее возвращались к Даниэлу. Будет ли он еще здесь, когда она управится с делами? И если да, то что потом? Пригласить его на чашечку кофе? А не будет ли это поспешностью или проявлением слабости с ее стороны? Может, просто пожелать ему доброй ночи и пойти своей дорогой, как всегда?
«А чего я вообще хочу?»
Маура подошла к нужному зданию и остановилась на тротуаре, оглядывая изящный трехэтажный особняк. Во всех окнах горел свет. Кирпичные ступени вели к массивной парадной двери, на которой в отсветах декоративных газовых фонарей поблескивало медное кольцо. Несмотря на праздник, никаких украшений на крыльце не было. Этот дом был единственным не украшенным строением на улице. Через широкие эркеры Маура заметила проблески пламени в растопленном камине — но ни одного рождественского огонька.
— Доктор Айлз?
Она услышала скрежет металлических петель и увидела, как кто-то из детективов распахнул боковую калитку из кованого чугуна. Это был Роланд Трипп, один из старейших полицейских в отделе по расследованию убийств, и сейчас он выглядел на свой возраст. Он стоял под газовым фонарем, отбрасывавшим желтоватые отсветы на его лицо, отчего кожа у него под глазами и на опущенных веках
