переложил паспорт и деньги в карманы брюк. Свернул, чтобы не так пахла, куртку, сунул в полиэтиленовый пакет. Пересчитал деньги, отложив рубли в другой карман, и пошел к проводнице. Та, пыхтя, запихивала под сиденье оклеенный скотчем картонный ящик. – Хотите, помогу? – предложил Юс.
– Не, – ответила проводница, – я сама ужо. А чая нету. Рано еще. Еще греется.
– Я не за чаем. Поесть у вас можно купить?
– Поесть, – проводница обтерла ладони о передник и шмыгнула носом. – Есть у нас. Колбасочка сыровяленая. Чипсы, орехи. Печенье. Конфеты хорошие, с «Коммунарки».
– А хлеб есть?
– Откуда у нас? Это в вагоне-ресторане. Так што, брать будете?
– А сколько колбасы у вас?
– Три палки. Не, четыре. А вы всю, што ли, собрались?
– Всю, – подтвердил Юс.
– Ну-ну, – проводница посмотрела недоверчиво. – Она по двенадцать тысяч.
– Вот полсотни.
– У меня сдачи нет. Пива возьмите. По тысяче. Отличное пиво. «Оливария», темная. Целых три ящика есть.
– Да мне двух бутылок хватит.
– Смотрите, выпьют, чем колбасу запивать будете. На компанию-то всего две. Ведь опять прибежите через десять минут.
– Это мне одному.
– Ну-ну, – сказала проводница.
Идти к ней еще раз Юсу все-таки пришлось – за ножом. Колбаса оказалась вязкой, как гудрон. Юс резал ее и поедал, отпиливал кружок в палец толщиной и отправлял в рот. Прожевывая, отпиливал следующий кусок. Запивал пивом. Приканчивая третью палку, подумал, что сейчас выблюет на качающийся вагонный пол плохо пережеванную колбасу вместе с пивом. Но не выблевал. Чувствовал: объелся до крайности. Но, одновременно, хотелось есть, и чем дальше, тем больше. Четвертую палку пришлось резать на тоненькие, полупрозрачные кружочки, тщательно прожевывать, осторожно сглатывать, запивая крохотными глоточками пива. Но сглодалось, слизалось все до последней крошки, до жира на пальцах, до последней капли. Осоловелый Юс сидел, покачиваясь в такт поезду, будто переполненный, плохо завязанный бурдюк, и слушал, как колышется внутри распертый желудок. За окном мелькали деревья и бежали от столба к столбу провода – вверх-вниз, вверх-вниз. Как метроном. Юс сонно кивал головой им в такт, пока подбородок не уперся в грудь, а спина – в мягкую, обитую дерматином полосу над сиденьем.
Очнулся он, услышав: «Курочку будете»? Прежде чем ответить, потянул носом воздух. И сказал про себя: «Ах». А вслух ответил:
– … Буду.
– Давайте тогда с нами. Тут еще помидорки, перчик вот. Это ничего, что мы вас разбудили?
– Добрый день, – сказал Юс, дурея от запаха копченой курятины. – Ничего. Я так, прикорнул.
– Вы от самого Минска, наверное? – спросила симпатичная женщина средних лет, похожая на завуча средней школы. Юсу показалось, что он уже где-то ее встречал. – А мы утром сели. И докуда вы? Нет, ну что вы, давайте я вам еще от грудки отломлю. До самого Новосибирска? А мы нет. Мы до Свердловска.
– Ты б хлеба предложила, – заметил её лысый супруг.
– Да-да, вот, я вынуть забыла, – женщина вытянула из сумки пластмассовую коробку и извлекла из нее несколько ломтей хлеба. – Сама я без хлеба почти все ем, забываю, а Павел меня все время попрекает. Вас, простите, как зовут?
– Юзеф. Можно просто Юс, – ответил Юс.
– А меня Нина.
– Павел, – сказал Павел и протянул Юсу руку. Юс руку осторожно пожал.
– Вы как, по делам? – спросила женщина.
– Ну, можно сказать, по делам, – ответил Юс.
– Интересные у вас дела, – даже и не знаете, по делам вы или нет. Вы чем занимаетесь?
– Ну что ты пристала к человеку! – сказал лысый Павел. – Точно в милиции.
Женщина почему-то обиделась.
– Да нет, ничего, – Юс пожал плечами. – Я художник.
– А моя супруга на самом деле в милиции работает. Следователем. Раньше в школе работала. Теперь там. Говорит, с преступниками легче, чем с нынешними детьми.
– Ты же меня туда и пристроил. Он у меня, между прочим, майор. Первый зам в райотделе.
Юс едва не подавился курицей.
– Вы перцу слишком много насыпали, – сказала женщина. – Запейте. Налить вам? У нас хороший клюквенный морс. Клюкву сами собирали. Кстати, я вас нигде раньше не встречала?
– Может, и встречали. Я… я много людей встречаю. Да.
– Это хорошо, когда много людей встречаешь. Интересно. Знакомых много, так ведь? А вы что
