Уайтлоу остановился с рукой, наполненной монетами: – Кто это сказал? Вывести его и казнить за призыв к бунту!
– Подождите! Разве не будет справедливого суда?
– Он только что был. Теперь замолкните. Вы казнены. – Уайтлоу продолжал собирать деньги. – Извините, нужны только монеты. У вас их нет? Не расстраивайтесь. У вас я соберу налоги в пятикратном размере. Рассматривайте это как штраф за уплату налогов бумажными деньгами. Благодарю вас. Благодарю вас – пятьдесят, семьдесят пять, один кейси, благодарю вас. Прекрасно, я получил сорок восемь кейси. Этого мне хватит на добрый ланч. Завтра каждый обязан принести еще по кейси. Я буду собирать налоги каждый день, начиная с сегодняшнего.
Мы нервно глядели друг на друга. Кто первым выразит недовольство? Разве это законно – преподаватель, собирающий со студентов деньги?
Нерешительная рука: – Э-э, сэр… ваше величество?
– Да?
– Э-э, можно задать вопрос?
– Мм… это зависит от вопроса.
– Можем мы узнать, что вы будете делать с нашими деньгами?
– Это больше не ваши деньги. Они мои.
– Но они были наши… -… а теперь мои. Я – правительство. – Он открыл ящик своего стола и шумно высыпал туда монеты. – Что? Ваша рука еще поднята?
– Ну, просто мне кажется, то есть всем нам кажется…
– Всем вам? – Уайтлоу поглядел на нас, подняв брови. – Я вижу перед собой мятеж? Кажется, мне лучше нанять армию. – Он прошагал в конец комнаты, указав на самых рослых парней в классе. – Вы, вы и вы, э-э, да, вы тоже. Пройдите вперед. Теперь вы в армии. – Он открыл ящик и зачерпнул монеты. – Вот по два кейси на каждого. Отныне не подпускайте близко к королевскому дворцу никого из этого сброда.
Четверо ребят смотрели неуверенно. Уайтлоу выдвинул их на позицию между собой и классом. – А теперь, что вы скажите?
– Мистер Уайтлоу! – Встала Дженис Макнейл, высокая черная девушка. – Хорошо! Вы объяснили свою точку зрения. А теперь верните каждому его деньги… – Дженис входила в студенческое правительство.
Уайтлоу показался между плечами двух самых рослых «солдат». Он улыбался. – Ха-ха, – сказал он. – Эта игра игралась насовсем. Что вы теперь станете делать?
Дженис осталась спокойна: – Я обращусь к высшим инстанциям.
Уайтлоу продолжал улыбаться: – Таких нет. Этот класс автономен. Видите плакат на стене? Это устав федеральной системы образования. Вы восемнадцать недель почти каждый день находились в этой комнате, но спорю, что все еще не прочитали его, не правда ли? Очень плохо, потому что это контракт, с которым вы согласились, когда вошли в эту классную комнату. У меня над вами тотальная власть.
– Что ж, конечно, я понимаю!, – разозлилась она. – Но я говорю сейчас о реальном мире. Вы должны отдать наши деньги!
– Вы не понимаете, – улыбался ей Уайтлоу. – Это и есть реальный мир. Прямо здесь.
И я ничего не должен. Федеральным правительством мне дана власть делать все, что необходимо, чтобы выполнить требования курса. А это включает налоги, если я посчитаю их необходимыми.
Она скрестила руки: – Тогда мы не сговоримся.
Уайтлоу пожал плечами: – Прекрасно. Я вас арестую.
– Что? Сошлете меня в директорский кабинет.
– Нет, я арестую вас, то есть прочитаю вам ваши права и брошу вас в застенок, под замок, в каталажку, в заключение, в Бастилию, в лондонский Тауэр, на Чертов остров и Алькатрас – я ясно выражаюсь?
– Вы шутите?
– Нисколько…
– Но это не справедливо!
– Ну и что? Вы уже согласились с этим, так на что же вы жалуетесь? – Он похлопал двух своих солдат. – Выбросите ее отсюда, и того другого парня тоже, что казнен раньше. Они автоматически провалили экзамен. – Армии Уайтлоу это было не по нутру, но они затопали по проходу.
Дженис искренне испугалась, смела свои книги и клипборд и вышла.
– Ждите за дверью, пока не закончатся занятия, – сказал Уайтлоу. – Кто еще сомневается в авторитете правительства?
Нет. Никто не сомневался.
– Хорошо. Уайтлоу сел и положил ноги на стол. – Я провалю каждого, кто откроет рот до перерыва. – Он достал яблоко и книгу, открыл ее и начал читать. Время от времени он с хрустом откусывал добрый кусок, напоминая о своем существовании.
Армия смотрела неуверенно: – Нам можно сесть, сэр?
– Конечно, нет. Вы на службе.
Остальные обменялись взглядами. В чем смысл спектакля? Парень, которому Уайтлоу рекомендовал вступить в клуб дебатов, наклонился и прошептал другу: – Он хочет, чтобы мы что-нибудь предприняли.
– Ну, ты и попробуй. Я не хочу, чтобы меня выбросили.
– Разве ты не видишь, что если мы все организуемся…
Уайтлоу внезапно встал, свирепо глядя. – Что такое? Призыв к моему ниспровержению? – Он подошел и, схватив недовольного за рубашку, вытащил его из кресла. – Я не допущу! – Он выволок парня из комнаты.
В короткое мгновение, когда он скрылся за дверью, начался бедлам.
– Он сбрендил… -… свихнулся… -… мы можем что-то сделать?
Я встал: – Слушайте! Нас больше! Мы не должны позволить ему…
– Заткнись, Джим. Ты просто вовлечешь нас в еще худщие неприятности!
– Дайте ему сказать…
– У тебя есть идея, Джим?
– Ну, нет… но…
Уайтлоу вернулся и я упал в свое кресло так быстро, что почувствовал жар.
Уайтлоу повернулся к своим войскам: – Что вы за армия? Я покинул комнату меньше, чем на минуту, и, вернувшись, застаю смутьянов из черни, призывающих к мятежу в проходах! Арестуйте и выгоните каждого, кто выражает недовольство – или я выброшу вас самих!
Нас было пятеро.
– Это все?, – взревел Уайтлоу. – Если вы кого пропустили, покатятся ваши головы!
Армия смотрела испуганно. После короткого совещания шепотом, они выхватили еще троих и выстроили под охраной. – Но я вообще ничего не говорил! – Джой Хабр был близок к слезам. – Скажи ему!, – обратился он к брату-близнецу.
– Говорил!, – заорал Уайтлоу, – и тоже выйдешь. Вам обоим лучше уйти, у вас обоих неприятности!
Нас собралось двенадцать в соседней классной комнате. Мы сидели, мрачно глядя друг на друга. Смущенные, озадаченные и очень переживающие. Мы слышали, как продолжал реветь Уайтлоу. Потом внезапно наступила тишина. Через мгновение к нам присоединились еще трое изгнанников.
– Что он сотворил? Казнил весь класс?
– Нет, объявил национальное молчание, – сказал Пол Джастроу. – Поэтому нас выкинул. Я передал записку. Он сказал, что я публикую призывы к измене.
– Что он пытается доказать?, – посетовала Дженис.
– Тиранию, мне кажется. С этого все началось, помнишь?
– Ну а нам-то что делать?
– Очевидно. Надо восстать!
– О, конечно! Нам не удалось даже рты открыть, чтобы пожаловаться! Как теперь они смогут организоваться?
– Мы можем организоваться, – сказал я. – Здесь. Мы образуем армию освобождения.
Другие студенты должны поддержать нас.
