– О, – сказал я. Я был накрыт одеялами. И ничего не чувствовал. – Что произошло?
Она глядела печально: – Кторр убил двадцать три человека. Еще четырнадцать погибли в панике. Тридцать четыре ранено, пятеро – в критическом состоянии.
Двое, по-видимому, не выживут. – Она критически осмотрела меня. – Если хочешь – спрашивай.
Я начал спрашивать: – Кто… – Но голос сорвался и я не закончил фразу.
– Что кто?
– Кто убит?
– Имена еще не огласили.
– О. Так ты не знаешь.
Я не понял выражения ее лица. Она смотрела со странным удовлетворением: – Ну, кое-что я могу сказать. Некоторые делегации от четвертого мира надо собирать заново. Мы заполнили ими два крыла больницы и морг. Они все сидели в пяти первых рядах. Червь прошелся по целой секции.
Что-то мне пришло на ум, но я не стал говорить. Вместо этого я спросил: – Как он вырвался?
– Для клетки взяли неверный сорт стекла. Думали, что стекло выдерживает стократную нагрузку. А оно выдерживало только десятикратную. Началось расследование, но похоже на какую-то ошибку в поставках. Никто не знает.
Я попытался сесть и не смог. Я был привязан к постели.
– Эй, не надо, – сказала Динни, мягко положив мне руку на грудь. – У тебя сломано пять ребер и проколото легкое. Тебе повезло, что не задеты большие сосуды. Ты был под кторром пятнадцать минут, пока мы вытащили тебя. Из этого по меньшей мере тринадцать минут ты был на кислороде.
– Кто?…
– Я. Тебе повезло, парень, потому что в этом я очень разбираюсь. Хорошо, что ты шагнул назад перед тем, как он упал на тебя, иначе я не подобралась бы к твоему лицу с маской, а к груди с тампером. Только всемером смогли откатить кторра.
Хотели сжечь его, но я не дала. Поблагодаришь меня потом. Они не очень обрадовались этому. Однако, кто так сердит на тебя? Я никогда не видела так много злых людей с факелами. Но я не бросаю своих пациентов. Кстати, мне кажется, одно сломанное ребро – мое. Не спрашивай. Я не могла быть кроткой. О, у тебя еще разбита коленная чашечка. Ты был на столе пять часов. – Она поколебалась, потом проговорила одними губами: – Нарочно.
– Что?
Она склонилась надо мной взбить подушку и прошептала мне в ухо: – Кто-то не хотел, чтобы мы спасли тебя.
– Что?
– Извини, – сказала она в голос. – Сейчас я взобью получше. – И снова зашептала: – Хотели, чтобы ты умер на столе. Но здесь ты под защитой медицины и никому не позволено видеть тебя без сиделки. То есть, без меня.
– Э-э… – Я закрыл рот.
Снова присев, она сказала: – Кстати, наверное, ты – герой. В том зале некоторые двери оказались заперты. Не говори, сколько людей эта тварь могла убить, если б ты не остановил ее перед тем, как появилась остальная кавалерия.
– О. – Я припомнил, как кторр повернулся и ринулся на меня, и внезапно мне стало тошно…
Динни бросила тревожный взгляд на мое лицо и мигом была рядом с тазиком. Мой желудок накренился, горло свело и холодные железные когти впились в грудь…
– Вот!, – она сунула мне в руки подушку и повернула меня так, что я повалился на подушку животом. – Наклонись сюда. … ничего не получилось. Я дергался от приступов тошноты. Каждый раз боль терзала меня заново.
– Не беспокойся о швах – тебя хорошо заклеили. Я сделала это сама. Ты не разорвешься.
Тошнота, однако, прошла. Боль все стерла.
Я взглянул на Динни. Она улыбнулась в ответ. И в этот момент я снова вознегодовал не нее. За такую фамильярность. А потом почувствовал вину за то, что требовал от нее так много. А потом вознегодовал за то, что из-за нее чувствовал вину.
– Как чувствуешь теперь?
Я произвел инвентаризацию: – Как дерьмо.
– Правильно. Ты и выглядишь так. – Она встала, подошла к двери и посвистела: – Эй, Фидо!…
Больничный робот РОВЕР вкатился и подъехал к постели. Она вытащила пригоршню датчиков из корзинки сверху – они выглядели, как покерные фишки – и начала прикреплять их к разным точкам моей груди, ко лбу, к шее и рукам. – Три для ЭКГ, три для ЭЭГ, два для давления и пульса, два для паталогоанатома, один для больничного счета и еще один на счастье, – сказала она, повторяя считалку медсестер.
– Для счета?, – спросил я.
– Конечно. Твой кредит автоматически проверяется, когда ты ложишься сюда, так что мы знаем, сколько записывать.
– А, ну конечно.
Она повернулась к РОВЕРу и изучила экран: – Ну, что ж, плохие новости для твоих врагов. Ты будешь жить. Но маленький совет: в следующий раз, когда ты захочешь трахаться с кторром, будь мужчиной. Сверху ты будешь гораздо сохраннее.
Она повыдергала датчики и бросила в корзинку: – Теперь я тебя покину. Сможешь уснуть сам или включить жужжалку?
Я покачал головой.
– Ужас. Я вернусь с завтраком.
И я снова остался один. С моими мыслями. Мне следовало подумать о многом. Но я заснул прежде, чем смог рассортировать темы.
36
Я снова оказался в классе Уайтлоу.
Я был в панике. Я не подготовился к экзамену даже не знал, что он будет. А это – последний экзамен!
Я огляделся. Здесь сидели люди, которых я не знал, но вглядевшись в их лица, я понял, что они мне знакомы. Шоти, Дюк, Тед, Лизард, Марсия, полковник Валлачстейн, японская леди, смуглый парень, Динни, доктор Фромкин, Пол Джастроу, Мэгги, Тим, Марк – и папа. И еще множество людей, которых я не узнал.
Многовато.
Уайтлоу на преподавательском месте произносил какие-то звуки. Они не имели смысла. Я встал и сказал это. Он посмотрел на меня. Они все посмотрели на меня.
Я стоял на преподавательском месте, а Уайтлоу сидел в моем кресле.
Девочка в коричневом платье сидела в переднем ряду. Рядом с ней вздымался гигантский оранжево- красный кторр. Он обратил черноглазый взгляд на меня и, казалось, устраивался слушать.
– Давай, Джим!, – проревел Уайтлоу. – Мы ждем!
Я злился. Не зная, почему. – Хорошо, – сказал я. – Слушайте, я знаю, что я зануда и дурак. Это очевидно. Но, глядите, все, что я сделал – только предполагал, что остальные не таковы. Я имею в виду, что слушаю здесь, как вы шумите, словно делаете что-то полезное, а я-то верю вам! Какой дурак! Истина в том, что вы вообще не знаете, что делаете, не более, чем я, так что я говорю вам: мой опыт так же важен, или неважен, как и ваш. Но как бы то ни было, это мой опыт, и я – тот, кто отвечает за него.
Они зааплодировали. Уайтлоу поднял руку. Я кивнул ему. Он встал: – Уже время, – сказал он. И сел.
– Вы – хуже всех, Уайтлоу!, – сказал я. – Вы весьма преуспели, накачивая вашу чепуху в головы других людей, и она болтается там годы спустя. Я имею в виду, что вы дали всем нам великую систему убеждений, как прожить наши жизни, а когда мы пытаемся следовать им – они не работают. Они только приводят к неадекватному поведению.
Уайтлоу сказал: – Тебе лучше знать. Я никогда не давал тебе систему убеждений.
