– Угу. Я не намерен останавливаться. И не собираюсь оставлять никаких отметок. По крайней мере, там, где они заметны.
– М-м-м, – повторила она. – Я ожидаю, что ты уделишь самое пристальное внимание всем деталям… по пути наверх.
– Я уже наверху. Привет. – Просунув голову в широкий вырез ночной сорочки, я поцеловал ее в нос, в губы и подбородок. – Нам здесь просторно, не так ли?
– Я специально ее выбрала, потому что в ней хватает места и для моего дружка.
– Я очень дружелюбен, – отпарировал я.
Она повернулась, чтобы получше нацелить моего дружка.
– Это намного больше, чем обычное дружелюбие, – заметила она. – Это восторг.
– Я в полном восторге от…
– М-м, лучше бы тебе быть в восторге в…
Мы устроились поудобнее в объятиях друг друга, она расправила рубашку вокруг нас, и потом в течение какого-то времени ни один не мог сказать ничего вразумительного. Кровать энергично покачивалась, и то, что происходило внутри ночной сорочки, вызывало массу восторженного хихиканья и простодушного удивления.
Позже… когда мы плыли над землей умиротворения, ночная рубашка по– прежнему обволакивала нас чувственной амниотической оболочкой. Я принялся зачесывать ей волосы назад, убирая их с глаз и подбородка, чтобы видеть линию ее шеи, нежное горло и дальше – до изгибов грудей. Мы лежали обнявшись, в то же время оба удивительно расслабленные, и по очереди вздыхали, благодарно и блаженно. Ее щеки были мокрыми от слез радости.
Она дотронулась кончиком пальца до моего носа.
– Ты не забыл сказать Богу: «Привет»? – проказливо спросила она.
– Ага – на обратном пути.
– Я тоже. Я сказала спасибо. Зато, что мне позволено провести это время с тобой. За этот подарок. Я никогда не думала, что снова буду такой счастливой.
– И я никогда не думал, что буду таким счастливым – когда-нибудь.
Закрыв глаза, я зарылся лицом в ее шею, ее волосы, вдыхая ее восхитительный запах.
Неожиданно Лиз схватила меня, перекатила на спину и начала выползать из рубашки.
– Что ты делаешь?
– Постережешь мое местечко? – Прежде чем я успел ответить, она сказала: – Ладно, не беспокойся, я помечу свое место. Где тебе оставить засос? Не бойся, я буду бесстрастной, как гермафродит.
– Это не засос…
Она прервалась только для того, чтобы сказать: «Мне все равно», – и продолжила свое занятие. Я корчился в экстазе. Внезапно она остановилась.
– Ну вот, теперь у тебя есть кое-что, чтобы не забывать меня. – И выползла из-под подола ночной рубашки со злодейской ухмылкой.
– А? Что ты говоришь? – Кажется, я потерял сознание, когда кровь отлила от мозга.
Она рассмеялась и пошлепала в ванную. В мягком лунном свете она казалась привидением. У нее были самые длинные ноги. Она была высокая, атлетически сложена, выше меня ростом и почти такая же мускулистая, как и я. И при этом – сексуальна.
Мне нравилось быть в постели с человеком, который не боялся и не стеснялся возвращать ласки. Я любил ее агрессивность, ее энтузиазм и готовность трудиться сразу за двоих, которой она делилась только со мной. Только с Лиз я мог полностью расслабиться и позволить кому-то еще контролировать ситуацию, не ощущая при этом опасности. Осознание того, как сильно я ее люблю, захлестывало меня волнами, накатывающими одна за другой. Может быть, поэтому нам было так хорошо вместе.
Иногда это был даже не секс, а борцовский матч. Она любила быть сильной, а я любил ее такой – обволакивающей и сильной. Я растворялся в ее физическом превосходстве. А иногда бывало наоборот, и я становился суперменом, скользящим на серфе по огромной розовой волне океана женственности, проваливаясь и взлетая на крутых «русских горках» потрясающего секса, мощный и сильный, стремящийся вперед сквозь влажный экстаз, словно ревущий дракон, пока мир не взрывался вокруг нас обоих. А иной раз была просто… нежность. Молчаливая, без единого слова… просто тихое пространство между нашими глазами. Стояла тишина, потому что ничего не надо было говорить. Когда я смотрел в ее глаза, мир исчезал. Исчезали различия между мужчиной и женщиной. Исчезал секс. И все те глупые роли, которые мы вынуждены играть. Все это существовало где-то еще. А мы становились половинками нашего «я».
Когда Лиз вернулась, она не стала забираться ко мне в рубашку, а просто скользнула под одеяло, прижалась ко мне и, обвив меня своими длинными гибкими ногами и руками, замурлыкала: – Отдать тебе рубашку?
– Нет, мне и так удобно. А тебе?
Я слишком хорошо чувствовал себя, чтобы пошевелиться. Мне не хотелось вылезать из рубашки.
– Со мной все прекрасно.
Некоторое время она нежно поглаживала меня, ее рука скользила вверх и вниз по моему бедру, спине, боку.
– Тебе хорошо.
– Тебе тоже.
