– Твоя кожа как шелковая, – хихикнула она.
– По-моему, это полагалось бы сказать мне, – возразил я.
– А может, какому-нибудь из твоих мальчиков?
– О, даже так? – сказал я. Это навело меня на-одну мысль. – Эй, у меня к тебе вопрос.
Мой тон был достаточно серьезен, чтобы движение ее руки вниз по моему телу остановилось. Я поднес ее руку к своему лицу, чтобы поцеловать кончики ее пальцев.
– Что? – спросила она.
– Какая разница между половым извращением и чувственностью?
– Очень простая, – ответила Лиз. – Перо чувственно. А целая курица – это уже извращение.
– Да, но как узнать, когда переходишь грань?
Она задумалась. Отвела глаза, словно надеялась найти в пространстве бегущую строку с подсказкой, но явно ничего там не увидела.
– Я не знаю. Не думаю, что это вообще можно заметить, пока не перейдешь. – И потом добавила: – Мне все равно. Я люблю заниматься извращениями с тобой.
– Значит, мы извращенцы?
– По-моему, да. Мне кажется, что мы опустошили целый курятник. С тобой все в порядке?
Ответ был очевиден для нас обоих. Но тем не менее я заявил: – Даже не могу представить себя говорящим тебе «нет». Что бы ты ни захотела, дорогая, мой ответ будет: да. Мне нравится заниматься половыми извращениями с тобой.
– М-м-м-м, – одобрительно промурлыкала Лиз и обмякла в моих руках. – Отлично. Давай поизвращаемся еще немножко.
В конце концов мы исчерпали до конца свои силы и заснули. А потом было утреннее солнце, золотое и бодрящее, заливавшее комнату нестерпимо ярким светом. Лиз вышла из ванной обнаженная, вытирая полотенцем волосы.
– Доброе утро, соня.
Я зевнул и оглянулся вокруг в поисках своих часов.
– Который час?
– Не беспокойся, Шон перенес все наши встречи на полдень.
– Почему ты меня не разбудила? – спросил я, сев на кровати, скрестив руки на груди, стыдясь показаться ей в своей/ее ночной сорочке. Потом понял, что я делаю, и, смутившись, опустил руки.
Она засмеялась.
– Ты выглядел таким хорошеньким, когда спал в ней, что мне не хотелось тебя будить. – Она подошла к кровати и поцеловала меня, только слегка мазнув губами. Я схватил ее за руку и повалил на себя.
– У меня возникла идея, – сказал я. – Если ты пообещаешь не кричать об этом во все горло, я покажу тебе, как сильно могу высунуть язык.
Насмеявшись вдоволь, она обняла меня и поцеловала – на этот раз как полагается. Она прижималась ко мне и целовала меня до тех пор, пока последняя капля крови не отлила от моего мозга. Полотенце упало на пол, забытое, а она легла в постель рядом со мной, и мы обвились вокруг друг друга. Какое-то время говорили только наши пальцы.
– У нас есть время?
– Молчи и целуй меня.
Я подчинился превосходящей силе. Ну, превосходящей идее, во всяком случае. После еще более продолжительного молчания мы остановились, чтобы отдышаться.
– Вот теперь я могу ответить на твой вопрос.
– Какой?
– Помнишь, однажды ты спросил, почему я люблю тебя?
– Я очень боялся за тебя. За нас.
– Не бойся, – сказала она, радостно пришпилив меня к кровати. – Потому что теперь я наконец знаю ответ. Настоящий ответ. Ты готов? Я назову истинную причину, почему так сильно люблю тебя, мой сладкий маленький мальчик в мамочкиной ночной рубашке. Частично потому, что мне нравится, как ты краснеешь, но в основном потому, что с тобой лучше играть, чем с кем бы то ни было.
Я ошеломленно уставился на нее.
– Ты не шутишь?
– Нет, не шучу. – И она поцелуем поставила точку – Ты не боишься и не стыдишься. Ты так же сильно любишь играть, как и я. – Она застенчиво улыбнулась. – Иногда у меня возникают глупые, извращенные желания – они ничего не значат, но мне все равно хочется их удовлетворить. Ты единственный мужчина из всех, кого я знаю, который хочет разделить их со мной. Ты прелесть, Джим, потому что не боишься показаться глупым. Поэтому я тоже могу быть глупой рядом с тобой. А кроме того, ты выглядишь лучше меня в моей ночной сорочке.
– Нет, хуже, – возразил я. – На тебе она оттопыривается в двух местах, а на мне только в одном.
– Это дело вкуса, – сказала Лиз, и по какой-то причине это показалось нам таким смешным, что мы
