Что-то укололо мою руку. Один из ассистентов начал внутривенное вливание. Другая считывала показания биомониторов.
– Сильный шок, – сообщила она. – И он долго пролежал на открытом воздухе. Странно, что он в сознании.
Доктор Майер обернулась и посмотрела на экран.
– Нашли наконец портативный сканер?
– Да нет. Он разбился.
– Дерьмо. – Доктор повернулась ко мне. – Сейчас будет больно, Джим. Потерпи. – Она засунула тряпку мне в рот. – Закуси ее.
И оказалась права. Было больно. Даже очень.
Когда я пришел в сознание, она промокала мое лицо влажной салфеткой.
– Прости, – сказала она. – Мне было необходимо посмотреть, насколько серьезна рана. Пить хочешь?
Я издал хрип, и она просунула трубочку между моими сухими потрескавшимися губами. Вода была теплой, стерильной и безвкусной – лучшего напитка я в жизни не пробовал.
– Не торопись, – предупредила доктор. Тем не менее вода потекла по моему подбородку. Убрав бутылку, она добавила: – Можешь радоваться, ногу ты сохранишь.
Она внимательно смотрела, как до меня доходил смысл ее слов. Наверное, шок еще не прошел, или, возможно, они накачали меня транквилизаторами. Ее слова ничего мне не объяснили.
– А почему я должен огорчаться? – спросил я.
– Я попытаюсь спасти коленную чашечку. Местная анестезия немного снимет боль. Мне бы хотелось прооперировать тебя прямо сейчас, но пока это рискованно, я все жду, когда они выровняют корабль, чтобы у меня была нормальная операционная. А если вертушки прилетят быстро, подожду с тобой до Панамы, хотя гораздо лучше попасть прямо в Майами.
– Я буду ходить?
– Про баскетбол можешь забыть, но я не думаю, что тебе понадобится палочка. По крайней мере, надеюсь.
– А остальное?
– Ты довольно сильно ударился, но ничего опасного. Возможно, снова треснула ключица – по старому перелому, – но я не уверена. Пара сломанных ребер, но плевра не повреждена. Здесь тебе повезло. Ссадины в тех местах, где у нормальных людей и мест-то нет, но насколько я могу судить, ты ухитрился шлепнуться на что– то более мягкое, чем джунгли.
Я огляделся вокруг.
– Где Лиз?
Лицо доктора Майер помрачнело.
– М-м…
– Что? – потребовал я ответа.
– Джим, конференц-зал разбит. Никто не спасся.
– Лиз спаслась. Она говорила со мной. Она позвонила и просила меня продержаться. Ее не было в конфенц-зале. Она оказалсь в коридоре. Это последнее, что я от нее слышал. Проклятье! Кто-нибудь слышит меня? Пустите, я сам пойду ее искать.
– Ты никуда не пойдешь.
– Если никто больше…
Я попытался сесть. Доктор Майер одной рукой без всяких усилий уложила меня назад.
– Еще раз это сделаешь, – предупредила она, – и я прибью тебя гвоздями. Лежи здесь. Я разыщу кого- нибудь. И перестань волноваться. Если она жива, мы найдем ее. Я обещаю.
Я вцепился в ее руку – Она единственное, что у меня есть в этом мире…
– Джим, отпусти. Мне больно. Я обещаю. – Она с трудом разогнула мои пальцы.
– Позовите Зигеля! Пожалуйста…
– Он проверяет оборонительные рубежи.
– Когда он вернется?
– Не знаю. У него нет времени, Джим.
– Я должен поговорить с ним. Доктор Майер вздохнула: – Я оставлю ему записку.
По земным представлениям, репродуктивное поведение медузосвиней просто поразительно, по хторранским – кто знает? Эталона для сравнения нет. Хотя поведение медузосвиней, возможно, и даст нам ключ к разгадке воспроизводства других хторранских видов (в особенности репродуктивного поведения гастропод, которое до сих пор остается тайной), однако более вероятно, что это странное поведение – лишь побочный феномен хторранской экологии, а по-настоящему поразительные открытия ждут нас впереди.
Медузосвиньи – гермафродиты, выполняющие роль самок и самцов одновременно и автоматически, причем явно бессознательно и вне зависимости от своего желания. Их трение друг о друга в слизевом комке стимулирует постоянное выделение спермиев.
