святорусской, заради жен, сирот, детей малых». По крайней мере, свою задачу продолжаю видеть в этом и только в этом.
Итак, что же произошло в Чечне? Дадим системный анализ, выделив основные факторы.
Первое. Акция осуществлена в условиях обнищания армии, на фоне экономических реформ, противоречащих материальным интересам тех, кто будет эту акцию проводить (между прочим, с риском для жизни). Любой князь знал, что, решившись опереться на войско, он должен дать ему высокий социальный приоритет, не только покупая тем самым его преданность, но и в неизмеримо большей степени подтверждая свою готовность на него опереться посредством реального действия. Это особенно важно в условиях, когда все бесконечно устали от обещаний, заверений, призывов и деклараций.
Предположим, что осуществляющий подобную акцию воин будет покалечен. Его семья в преддверии рыночной шокотерапии лишится кормильца. И что он получит? Гарантии семье? Но какие и от кого? Поддержку ему, увечному, со стороны государства?
Какого? Того, которое напрямую говорит всем своим гражданам: «Сами защищайтесь, кто как может, и горе слабому»? Моральное вознаграждение? Славу? Почет? Но и это ему никто не гарантирует, ибо общество осуждает насилие (пример – ГКЧП), армия в очередной раз поняла, что доблесть – это невыполнение приказа, и раз так, то, по сути, уже армией не является. Предприняты какие- либо действия, чтобы этот тбилисско-вильнюсско-московский синдром хоть как-то преодолеть? Ничуть не бывало!
Второе. Напротив, осуществлены действия, закрепляющие этот синдром, и, что характерно, они осуществляются непосредственно перед очередной странной акцией. Я имею в виду арест Сергея Парфенова [42]. Рассмотрим этот арест в контексте чеченских событий. И тут, и там в «горячую точку» направляют ОМОН. Только в первом случае его направляет один президент, во втором – другой. И тут, и там речь идет об отделяющихся республиках. Только в одном случае Прибалтика отделяется от СССР, в другом – Чечня отделяется от РСФСР.
Таким образом, мы имеем дело со схемой: субъект (омоновец) осуществляет действие (по борьбе против незаконного суверенитета) по приказу центра (СССР или РСФСР) и в результате… оказывается передан в руки властей отделившейся республики… Кем? Властью пославшего его на выполнение этих действий центра.
Рефлекс невыполнения, кары за выполнение, установка на предательство руководства – все это закреплено в сознании войск окончательно. Можно ли ожидать от них действия?
Третье. Акция очевидным образом не обеспечена всем, чем должна быть обеспечена заявленная силовая акция (в очередной раз мы отказываемся обсуждать ее правомерность, а говорим лишь о «технологии», о соответствии целей и средств).
Четвертое. Нет даже попытки оказать воздействие на общественное сознание, полностью отключены информационный регистр, информационные возможности власти. Особенно это очевидно, если вспомнить первую «послепутчевую неделю» и сравнить энергетику индустрии средств массовой информации.
А ведь, казалось бы, на карту поставлено все!
Пятое. Нет никакой четкой политической формулировки, мотивирующей проведение этой акции. Что, собственно, такого произошло в Чечне и почему «табу» на обсуждение произошедшего накладывается именно в этом случае? Напомним, во что обходились кавказские войны в XIX веке, когда туда посылали не 600 омоновцев без оружия и боеприпасов, а четверть миллиона отборных войск, немногим меньше, чем против Наполеона.
Шестое. В стратегическом плане все это обнажает главную болевую точку происходящего: полнейшее отсутствие в российском высшем руководстве какой-либо целостной концепции России. Это отсутствие концепции было характерно для союзного руководства в предшествующий период. Теперь то же самое можно сказать о руководстве России. Последствия очевидны.
Седьмое. В отсутствие концептуальной власти (концепции нет!), в отсутствие идеологем, социальной опоры («синдром Парфенова»), в отсутствие того, что называют ресурсом насилия, – чем является подобная акция не на словах, а на деле?
Ответ однозначен: тем же, чем являлись предшествующие акции, проводимые начиная с Тбилиси. Чем это может кончиться? Здесь два ответа. Первый, напрашивающийся после подобного анализа, – неизбежным распадом РСФСР в полном соответствии с геополитическими концепциями З. Бжезинского. А что указанный автор верен своим концепциям, показали его недавние выступления, где он в директивном тоне дает Ельцину указания немедленно превратить Россию в конфедерацию, а попросту – развалить ее. Но этот план кончится тем же, чем кончились химеры Бжезинского относительно моделей европейского процесса. Он кончится фиаско так называемой советологии.
Почему? Потому что следом за развалом России начнется процесс, скажем прямо, весьма жестокий и малоприятный, – процесс борьбы за воссоединение разорванного государства и разорванного народа. Такой процесс в политологии называют «ирредентизмом». И не думаю, что этот процесс будет в чьих-либо интересах – США ли, Японии или объединенной Европы. Если он отвечает чьим-то интересам, то только очень и очень темных сил. Но этот процесс неизбежен, коль скоро запущен механизм развала РСФСР.
Возможны ли другие исходы? Возможны, но еще более неприятные для мира. Например, распыление Евразии на 700-800 малых частей, варваризация евразийского пространства и неизбежное после этого опрокидывание демократических режимов в Европе. Ибо если варвары – на границе Европы, то внутри нее – новый Рим с соответствующим режимом при безусловном главенстве Германии как центра новой Священной Римской империи. Малоприятная перспектива. Я понимаю, что об этом не думают молодые и увлекающиеся интеллектуалы из окружения президента России. Но о чем думают более голодные люди, обладающие иной прогностической культурой? Это очень важный вопрос. Мы обращаем его к ним. А к себе – вопрос о путях строительства нового Российского государства, о том, что произойдет ПО ТУ СТОРОНУ КАТАСТРОФЫ. Ибо катастрофа – это еще не конец истории. Возможно, это ее начало. Каким оно будет, зависит от нас.
АНТИЭЛИТА
Часть I. Плюс химеризация всей страны
На протяжении многих десятилетий слово «элита» было в нашей стране одним из тех, почти ритуальных, проклятий, которыми награждались особенно злостные «противники» общественно-политического строя и государства. «Противники» – борьба с которыми велась неустанно. «Противники» – предававшиеся анафеме в культуре, науке, идеологии, с особым рвением отстранявшиеся от педагогической деятельности и, уж конечно, безжалостно изгонявшиеся из реальной политики. Считалось, что в советском обществе нет места элите. Считалось, что это – общество классовых интересов. Считалось, что им руководят представители крестьян и рабочих и что каждая кухарка может управлять государством. Все это было наглой, бесстыдной ложью, за которой скрывались весьма малоприглядные реалии общественной жизни.
Они состояли в том, что, лицемерно отрицая свое наличие в качестве элиты, наша верхушка общества, наша привилегированная страта тем самым пряталась от ответственности за осуществление разработанных ею программ и проектов развития общества. Она в неявном виде заявляла о
