вернуться к феодальной раздробленности, ибо именно в такой модели лучше всего вкладывать средства, вбрасывая их порциями, разделив экономику страны на зоны интересов, влияний.
И тот и другой путь связан с определенными жертвами, с отказом от государственности, от понятия коллективного ума, коллективной истории. И в конечном итоге это приведет к тому, что картина Земли станет несколько другой. А я не убежден, что она станет более благоприятной для человечества, в частности для людей, которые проживают на этой территории. Потому что западный мир отнюдь не является тем раем демократии и всего остального, каким его пытаются выдать. Если без всякой патетики говорить всерьез о неформальных структурах власти, то сии на Западе очень сильны. И не факт, что их концепции власти не содержат элементов элитарности. На Западе, в условиях парламентской демократии, тоже ведь зреют весьма небезобразные 'парафеномены'. Масонскую ложу П-2, я полагаю всем ясно, не 'Память' придумала.
Я никогда не питал иллюзий и не считал нашу систему самой гуманной. Но из крайности в крайность-то зачем бросаться? 'Там' тоже сидят не сплошные гуманисты, которые только и думают, как бы осчастливить все человечество, создать для всех людей рай земной. Для себя они его, может, и создадут. А для нас – что придумают?
Вывод – рывок, безусловно, необходим. Но – не сталинскими методами осуществлять его надо! Иначе! Пока еще время есть! И – хотя бы человеческие ресурсы. Но – кооперативы тут не помеха. Они – это все тот же нэп, ничего он не дает, только время теряем. Нужны крупные государственные структуры нового типа. Наш, социалистический, вариант транснациональных корпораций. Взамен министерств – новые мегаструктуры. Ведь не сверхкрупность министерств их погубила, а линейность, негибкость, версифицированность. Я знаю транснациональные корпорации, по капиталу большие, чем наши министерства, и ничего, живут, не разваливаются. А кооперативы на Западе не прижились! Прогорели! Это скрывают от общества, так же как и опыт новых индустриальных стран. Никакой демократии там не было! А экономический рывок был! Связи между экономическим процветанием и демократией для слаборазвитых стран (а мы, при всех наших ракетах, именно такая страна) нет и в помине, точнее, есть, но не прямая, а обратная. Чем меньше этой самой демократии – тем лучше для экономики в момент становления нового. Но каким будет это новое качество? Это самый главный вопрос. С математической точностью можно показать, что если мы хотим существовать как государство, то никаким другим, как государственным, социалистическим, наше будущее быть просто не может! И чем скорее мы это осознаем – тем лучше!
И в этом плане мне кажется очень важной консолидация левого неоконсервативного блока, блока сил, интегрируемых идеей преодоления технологического отрыва. Сделать это невозможно без использования психологических ресурсов общества. Но как только мы становимся на позицию того, что психологические ресурсы общества – это реальная сила, что их надо накапливать, а не разбазаривать, то мы сразу приходим к тому, что нельзя разрывать историческое сознание, нельзя пропагандировать плебейские варианты западной поп-культуры и так далее. Мы приходим к определенному духовному аристократизму и ко всему остальному, связанному с консервативной концепцией культуры (то же самое относится к технологии). Аскетизм, пресвитерианский, протестантский характер жизни, понимание того, что высшими ценностями, помимо бытия, являются ценности, создаваемые самими фактами труда, трудолюбия, доведенного до религии, отличает сегодняшние неоконсервативные стили Запада, очень во многом способствовавшие развитию общества.
А левым я называю наш неоконсерватизм потому, что он связан с потребностью сохранить определенную концепцию нашего пути развития. Коль скоро мы не поворачиваем назад, а стремимся прыгать вперед, то должны в максимальной степени понять, что в этой траектории 70-летнего движения было закономерным, а что случайным, что правильным, а что неверным. И, исходя из этого, максимально вписавшись в траекторию, осуществить прыжок.
Ошибка деятелей предшествующей эпохи была в том, что они попытались полностью перечеркнуть путь развития России до революции. Вот это самое мучительное. В очередной раз! Это я вижу не как гуманитарий, а как математик и политолог. Скажем, те же японцы рассчитали все производные своей траектории движения в новое качество и конечную точку, с помощью гладкой сплайнфункции провели оптимальный полином между прошлым и – Будущим. Мы же ткнули в желанную нам точку и провели прямую. Естественно, что у нас начались чудовищные переходные процессы. В 20-е годы было сделано то же самое. Так неужели, сделав это однажды, мы по отношению к нашей траектории хотим повторить фатальную методологическую ошибку, отрицая 70 лет пути!?
Если мы хотим создать систему для рывка в постиндустриальное общество, нам надо понять, каким именно образом и из каких составных механизмов должна строиться такая система. Естественно, что нужна централизация ресурсов, поскольку даром новые технологии не даются. Причем централизация с опорой на интеллектуальный потенциал. Но в каких формах? Мне представляется, что ключ – это мегаструктуры нового типа и свободные интеллектуальные зоны. Не 'валютные', 'коммерческие', о которых сейчас много говорят и которые, я боюсь, в нашей голодной стране придется ограждать от остальной территории пулеметами, а свободные интеллектуальные зоны, в которых был бы сосредоточен интеллектуальный потенциал страны и куда мы могли бы впрыскивать ресурсы, в том числе материальные, финансовые, информационные и прочие. И коль скоро мы хотим противопоставить капиталистической модели постиндустриального общества – социалистическую, то, по моему мнению, это возможно сделать единственным способом: опираясь на культуру как некое царство смысла, создать технологии и отдавать их назад в культуру, а не разрывать культуру и технологию, как это сделано на Западе. И между прочим, у них многие интеллектуалы нашей схемой, которая связует между собой культуру и технологию, чрезвычайно заинтересовались, считая, что, может быть, это и есть русский вариант.
Что касается ввоза технологий, то делать это надо под новые идеи, а не стихийно, как это делалось и делается сейчас. Это особенно важно сегодня потому, что срок изнашивания технологии и техники составляет уже не 25 или 30 лет, как в сталинскую и послесталинскую эпоху, а два-три года. Поэтому если мы будем ввозить технологии под опережающие идеи, то успеем развернуть некоторые части технологической базы, способные выпускать продукты, конкурентные на мировом рынке, – интеллектуально емкие, а не как сейчас – трудо- и ресурсоемкие. Я называю такие звенья технологическими цепочками. И как цепочку за цепочкой, в пределах зон свободного интеллектуального роста мы будем реализовывать трансплантацию новой, постиндустриальной базы на территории нашей страны. И вместе с тем будем создавать некий социум для этой базы, рабочую силу. Для каждой технологической цепочки необходимо, например, 20-30 тысяч человек, их можно понемногу подготовить, поскольку ввести сразу 100 миллионов человек в новую культуру труда невозможно. Эти люди должны быть приоритетной группой населения и должны получить то, что им нужно, – кстати, не так много, как хаму-кооперативу. Их нужно накормить и духовно, и физически, создать определенное смысловое поле, чтобы опереться реально на эту высококвалифицированную рабочую силу. Есть ведь немало людей, готовых эффективно работать, если дать им, пожалуй, главное – свободу, материальную и духовную, если создать им благоприятные условия деятельности и определенную материальную базу.
Итак, первое, что необходимо для технологического рывка, – это создание свободных интеллектуальных зон, своего рода полюсов роста. Кстати, у любой системы есть полюсы роста, как и полюсы смерти. А сегодня, я убежден, ресурсы в подавляющей своей массе мигрируют в полюсы смерти системы.
Второе – мегаструктуры. Здоровые части нашей промышленности надо выводить из тех отстойников, в которых они гниют. Отстойниками такими являются министерства. Здоровые же части промышленности – это суперкомпании, – причем государственные. Кстати, реально ослабить силу министерской руки можно, лишь выведя из-под министерств здоровую часть промышленности, а не сокращая численность их аппарата. Зло министерств не в численности аппарата, а в том, что они сегодня являются хозяевами производственных фондов и ресурсов. Лишите их этого хозяйства и оставьте в той же численности. И что будет? Ничего! Останется просто определенная группа населения, которая питается чуть лучше, чем остальные. Это ничего не изменит в общем балансе продуктов. Можно потом сократить ее, переквалифицировать в рабочую силу. Но до тех пор, пока они хозяева экономики, у них в руках власть. Их реальная власть внизу, как у Антея в земле, в том, чем они хозяйничают, а не в структуре их управления.
Но что же нужно таким суперкомпаниям, чтобы они нормально функционировали? Только одно – строка в Госплане. Они должны бытъ обеспечены ресурсами, необходимыми для их эффективной деятельности,
