надеванную оригинальнейшую курточку из магазина необычных вещей в Лондоне — на замочках и шнуровочках, с капюшоном и меховой отделкой… ну, блин, вы сейчас скажете — вот ты баба, распалилась! А что делать, хочу, чтобы женская половина читающей эту муть братии заценила мой модный лук по- полной! Да и мужики, для кого рядимся-то?! А?!
Ладно, отвлекаюсь. Так вот, волосы собрала, лицо запудрила. Чёрный цветок в волосы воткнула. Губы в тон куртке, тёмно-ягодные. Ногти наклеила того же цвета. И этакая декадентка-истеричка поехала на такси, дабы не опоздать. Ужас! И вот стою, тупо нервничаю, сама себя в упор не понимаю, скурила полпачки безвкусных «Вог». Выходит этот Шут, даже вышныривает как-то, по-крысьи. Я оцепенела — весь чёрный, драный, но это ладно. Ледяной — страшно стало, аж ноги подкосились, бежать захотелось неведомо куда, отсюда подальше! Но он опередил, подошёл. И прямо в лицо заглянув, под локоток взял, чуть не обнюхал, блин!
— А-а, пришла-таки!
Я почувствовала от него противный такой запах, травы-не травы, и чего-то искусственного. Само по себе ничего вроде, но в сочетании друг с другом гадостный эффект! Поволок меня, полузапуганную мимо охраны. Вошли в небольшое плохо освещённое помещение, где распихан по углам всякий хлам, плохо видно, что именно. Пара стульев, диван, со сползающим цветным одеялом — я усмехнулась невольно — вот уж точно на нём перебывало девчонок и алкашей всех мастей. Стопудово, что он изрядно заблёван и продавлен!
— Раздевайся, садись! — кивнул на него Шут, я механически подчинилась, озираясь — заметила ещё странные, аляпистые картинки по стенам, лифчик «вандер-бра» чёрный на гвоздике у двери, пустые бутылки под стульями, садистскую плёточку у зеркала-трюмо… ох, зачем я пришла?
— Наши все на саунд-чеке, щас придут — веселее будет.
— А ты чего? — пискнула я.
— А я тебя, милашка, встречать вышел! — и нехорошо так ухмыльнулся. А может, они тут оргии мутят, с убиванием сторонней жертвы?.. Как бы расслабиться?
— Глотнёшь? — будто догадался, протягивает «Хеннеси», отличный коньячок! Попсовый, но мне нравится его нежная ненавязчивость, особая мягкость. Я автоматически взяла, задев вскользь его ледяные пальцы — меня всю передёрнуло! Странный, страшный и холодный — он всё же нарк! Как бы меня здесь не накололи чем-нибудь из того, что одной дозы хватает для полной потери воли на всю жизнь! Зашумели шаги, послышалась ржачка и глухое бреньканье неподключенной басухи — идут. Я замерла в напряженье. Шут сел на пол, заметила я краем глаза. Ввалились четверо — две девицы и два парня. На длинном чуваке в балахоне вроде сутаны, бородка клинышком и две рваные косы по плечам — висела рыжая девица. Другая, черноволосая несколько коряво протопала на каблуках сразу к зеркалу. Последним был чувила в гуглах и ничего особенного. Девица, та, что с «падре» лишь мазнула вскользь по мне взглядом и перешагнув через вытянутые ноги Шута полезла шариться в угол, ругаясь по-английски высоким, «упругим» голосом. Я позавидовала её темно-медным, очень длинным, до попы волосам.
— Патрон, это вот Дикая Дика! Сегодняшняя наша гостья, — и Шут многозначительно подмигнул мне. Я сдавленно улыбнулась «падре», он сел рядом, пристально разглядывая меня. Что-то тяжелое до невыносимости неуловимо роднило его с Шутом. Я вгляделась насколько позволяли приличия, и поняла — у них глаза застывшие, не движутся, зрачки огромные, и чтобы разглядеть что-то, они не глаза, а голову наклоняют! Блин, во попала в гадюшник к героиновым! И эта неадекватность девок…
— Дика, значит так! Я — Патрон Дурь! — заговорил чувак в сутане, расплетая косички. Голос глубокий и мягкий, обволакивающий и баюкающий, но в то же время возбуждающий — вампирский, как сексуальное желание во сне. Но я бы побоялась с ним спать… Даже после Ветра. Его я уже знаю, а этот на что еще горазд?..
— Ты извини, я буду говорить и имидж наводить, а то времени не остаётся!
Я кивнула, как можно вальяжней — «да мне-то что»! Тока меня не трогайте, дайте вечер пережить!
— Да расслабься! Шут, дай-ка принцессе коньячку!
Потянувшись за предложенным, я заметила, как тёмно-медная презрительно передёрнула плечами, жирно крася губы над карманным зеркальцем. Ревнует!
— Да-да, Айрин, конечно, принцесса здесь ты, но наша гостья —
— Джойс, солнышко мое скрипичное, подай, плиз, детка, воск для хайров! — на столь длинную речь, чёрная не оборачиваясь резко протянула банку «Taft» Дурю. Ну, блин, я фигею всё больше! Марафет дальнейший они наводили молча и в сосредоточенной тишине. Я успела порядком поднабраться, размышляя, кто же первый из них меня сегодня трахнет — ведь не о поэзии эпохи Классицизма меня приперли рассуждать! Когда девицы достали из пыльных и тёмных углов какие-то невероятные тряпки и принялись на себя напяливать, Дурь уже что-то весело втирал мне — я даже не заметила, как он рядом сел, будто выпала в параллель, наблюдая, как девки совершенно спокойно, типа так и надо, разделись догола, натерли сухие, астеничные тела с «резиновыми» стоячими маленькими грудями, чем-то похожим на вазелин, и без белья натянули рваные чулки — одна в сеточку, другая в полосочку. Патрон достал новую бутылку коньяка непонятной марки, и уже положил сухую узкую птичью лапку мне на бедро, так запросто и ненавязчиво, как и все прочие действия — вот он первым и будет! А что, раз главный здесь. Я отхлебнула добрейший глоток неотличимого от самогона на травах пойла, передала баттл Шуту и в упор посмотрела на Дуря, столкнувшись с ним взглядом… едва о него не разбившись — глаза совершенно пустые немигающие и настолько чёрные, что зрачков нет. Ожгла резкая боль в самой середине мозга, и солнечное сплетение свело, будто в излишне туго перетянутом корсете рёбра сошлись. Закашлявшись, отвернулась — трава, чтоль, их поганая? Предпочту разглядывать девиц — благо, есть что: чёрная сплела синие косы, одела темно-голубые, сильно линялые и истрёпанные бриджики, типа средневековых штанциев, и очень крупную «рыбацкую» сетку — соски нагло и откровенно торчат сквозь неё. Медная — в корсете, тоже весьма условно прикрывающем титьки, шнуровка на животе — всё видно насквозь, и к нему рваная-перерваная, будто тлелая шелковая юбочка — wow, тож такую хочу!! Обе очень густо наштукатурены. А худы-то, тела ну совершенно кукольные! Я себя ужано тяжелой и слишком земной почувствовала.
— Нравится, киска? — проникновенно шепнул Дурь на ушко, придвигаясь вплотную.
— Да! — на отрываясь ответила я.
— Отыграем, — тут он сделал эффектную паузу, и я в момент смекнула о чём он, — выберешь себе что глянется!
Я механически кивнула — будь что будет! Правда, наряды очень клёвые — словно в могилке пролежали основательно. И девки такие… мёртвые! Не знай, что это не так — непременно испугаешься. Я вот знаю — и то как не по себе! Пью, пью, а хмель не идёт.
Музыкантши чудовищно густо набрызгались тяжёлым роскошным парфюмом, который подошёл бы стареющей благородной матроне, а уж никак не девицам лет восемнадцати. Но они, видимо, так не считали, и полились столь щедро, что в воздухе туман повис, и я снова закашлялась, доставая сигарету — перебить хоть немного. Эх, надо было крепкие «Мор» купить. Эти «Вог» совсем слабенькие, чего я их всё время курю?
Весёлая компания уселась кружком, Дурь отделился наконец от меня и сел к остальным на пол. Меня не звали, и я осталась на диване. А эти принялись толково, со знанием дела забивать вонючую траву,
