подвергаться довольно глубокой деструкции. И это была 'линия Бжезинского'.
'Линия Киссинджера' все время предполагала некий усеченный кондаминимум, попытку осуществить совместное управление миром, поделить сферы влияния, как-то использовать советскую мощь в американских интересах. Не надо питать никаких иллюзий по поводу того, что это происходило очень для нас удобным образом, всегда внутри всего этого присутствовало желание сократить наши геополитические возможности. Киссинджер показал свое лицо, когда он сказал: 'Предпочитаю любой хаос, любой распад и любую гражданскую войну на этой территории созданию нового мощного государства'.
При всем при том разница в подходах демократов и консерваторов была, и особенно ее суть прояснялась, когда разговор касался судьбы остатка СССР под называнием 'Российская Федерация'.
Огромные упования русского националистического движения – в его проамериканской части, к которой я абсолютно отношу, например, Дмитрия Рогозина и окружающие его группы, заключалась в том, что республиканские круги в США обязательно поддержат нашу короткую судорогу демократии, а в дальнейшем – сворачивание ее в духе той или иной русско-национальной, русско-националистической или консервативно полунационалистической идеи, 'цивилизационной', как одно время несла чушь г-жа Нарочницкая (не буду здесь ничего определять до конца).
Во всей этой базе было огромное желание что-нибудь здесь выторговать – на развалинах СССР. Предполагался примерно следующий сценарий: демократы приходят к власти, быстро устраивают здесь хаос и глубокое социальное недовольство. На фоне этого хаоса и социального недовольства возникает нестабильность, неуправляемая ситуация.
И в интересах стабилизации приходит какой-нибудь политик, как тогда говорили 'центристской' или полунационалистической ориентации. Этот политик, наконец, стабилизирует пространство. И возникает нормальный российско-консервативный режим (никакой не шовинистический, упаси Бог). Довольно твердый режим.
Называлось это всё (для тех, кто знает, я не открываю никакой Америки) Гарвардский проект, вторая фаза. Все обсуждали Гарвардский проект первую фазу, но никто не говорил о второй, а она всегда была в этом проекте. И всегда считалось, что после того, как демократы взбаламутят всё и Россия разочаруется в демократии (а она обязательно разочаруется), придет какой-то околопиночетовский герой, какой-то русский Пиночет. Он будет немного националист, немного центрист, немного 'сапоги всмятку': чуть-чуть интеллектуал, чуть-чуть держиморда.
Он придет и всё это успокоит, и будет консервативно-декоративная, но довольно сильная Россия. И мускулы у нее будут хорошие, и пространство будет довольно крепкое. Русский народ, испуганный демократами, угомонится под умеренно консервативно русско-республиканским контролем. И заживем мы все хорошо. Долгое время такова была линия отца нынешнего президента Джорджа Буша старшего. И в соответствии с этой линией разворачивались все события в России.
Вы можете говорить о том, насколько это наивно, о том, что люди, которые могли на это ориентироваться, были не до конца адекватными. Это ваше право. Вы мне поверьте только в одном: это были люди, которые реально рулили процессом. Они выдвигали фишки, они переставляли приоритеты, их иллюзии определяли гримасы патриотического движения, их неадекватности создавали судороги, их психопатия толкала людей, которых вы знаете, на те или иные шаги. Они находились внутри этого процесса, они им рулили.
Что лежит в ядре всего этого? Это трудно обсуждать на открытом аналитико-политическом форуме, который мы собой представляем, и это вопрос о реальном содержании договоренностей Брежнев – Никсон. Это очень непростой вопрос. Но как бы там ни было, была эта надежда. И, начиная с августа 91-го года и кончая приходом Путина, она в значительной степени фактически определяла русло всего процесса.
Я могу определить примерные этапы этого большого пути. Гайдар начинает сжимать денежную массу в ходе реформ 92-го года. Ситуация входит в клинч. Ощущение такое, что человек сейчас просто остановит промышленность и что следом за этим произойдет достаточно мощная судорога.
О чем все шепчутся? И что, в сущности, диктует картина самому Ельцину? Ельцин сам в 92-м году не считал себя долговечной фигурой, он считал себя 'халифом на час'. Тем более, он считал Гайдара и всех прочих людьми проходными для него. Недавно он дал интервью, в котором прямо сказал об этом: 'Это были камикадзе – мы об этом знали'. Интервьюер спрашивает: 'И вы им об этом говорили?' – 'Ну, зачем? Им же надо было работать!'.
Ельцин не считает, что он – надолго, он полностью соотносит свое будущее с ситуацией с республиканской партией. Вы помните, кто именно разоблачал Клинтона в 92-м году? Это были Глеб Якунин и примкнувшие к нему фигуры. Они просто орали, что Клинтон – агент ЦРУ и всё прочее. Почему? Потому что им (и в том числе их внутренним хозяевам) для всего, что должно было происходить, категорически нужно было, чтобы к власти пришел Буш.
И процесс в 'элите' (в актуально действующих правящих слоях начала 90-х годов) развивался так, как будто было очевидно, кто будет следующим кандидатом на место Ельцина. В качестве этого кандидата кремлевские и околокремлевские шепотки открыто называли Юрия Скокова – его и только его. Никакие другие фигуры не называются вообще.
Скоков на этом этапе – и есть ставка на то, что следующий президент США снова будет Буш, что республиканская линия и общие договоренности в рамках того, что было выработано еще в 70-е годы, будут сохранены и что демократическая конвульсия Гайдара заменится неким режимом ВПК, центризма, чего-то такого – вменяемо разумного, полудиктаторского, без коммунистов, без Зюганова и прочих, без демократов. Никаких альтернатив не предполагается вообще.
Когда заводы останавливаются, уже понятно, что страна разваливается. И говорят: 'Что делает ваш Матюхин?' – 'Он выполняет директиву'. Должен сказать, что до ума некоторых людей тогда удалось довести некое представление о том, что добром это не кончится – не только в смысле какого-то перехода к центризму (в чем я ничего плохого не видел), а в смысле очень практическом, удалось объяснить, что гораздо раньше всё просто развалится.
И возникновение Геращенко не было случайным. У Геращенко была одна задача: быстро начать печатать деньги и остановить это полубезумное сжатие денежной массы. Я никогда не говорю, кто что делал, но был тогда некоторый режим комбинации аргументов, которыми удалось повернуть процесс в эту сторону.
Но это ничего не меняло: Скоков, Скоков, Скоков… Момент, когда начали переставать говорить о Скокове, полностью соединяется только с одним вопросом: о том, кто будет президентом США: Клинтон или Буш.
Напоминаю вам, что в 92-м году Клинтон был вытянут из небытия очень мощными группами (теми, кого действительно называют 'хозяева Америки') и вброшен в процесс стремительно. Он (условно) был никем в феврале 92-го – он стал всем через год и даже раньше.
Значит, процесс идет, идет, идет… Наступает лето, наступает Клинтон. И (поверьте мне!) Совет безопасности 28 октября 1992 года обсуждает один безальтернативный сценарий: коммунистический мятеж неизбежен, его надо подавить, а вместе с тем – убрать демократов и установить полувоенное правительство. Кандидат в это правительство – Скоков – обсуждается безальтернативно. И Ельцин кивает головой, хотя он прекрасно понимает, что для него такой премьер – весьма быстрое и весьма печальное развитие событий. Но Ельцин ничего сделать не может и не хочет, он действует, казалось бы, как послушная марионетка, и только ждет одного – результатов американских выборов.
Первое воскресенье ноября, кажется, было второго числа, по крайней мере, оно было до 7-го. Точно после этого снова собирается Совет безопасности, на котором все приоритеты отменяются, снимается вся система приоритетов, связанная со Скоковым. Коммунистический митинг 7-го ноября объявляется нормальным. Победил Клинтон – никаких других аргументов нет.
Все группы, поставившие тогда на Скокова, были в полном недоумении. Сам Скоков совершенно не собирался так узко трактовать свою миссию, поэтому он делает следующий рывок, но рывок этот делает он уже за флажками. Если вы помните, речь идет о рейтинговом голосовании на пост премьер-министра Российской Федерации (или она еще называлась РСФСР?).
Конец 92-го года. Скоков выдвигает свою кандидатуру, и рейтинговым голосованием получает первое место. Ельцин может выбирать фигуры. Он клялся в любви Юре и, вообще, в верности всему этому курсу, лицо его цветет и светится возможностью совершить очередную крупную пакость, которую он и называет
