несущественной. Теперь она стала несуществующей. Он наконец-то обрел и воплотил свои истинные чувства. Как будто вернулся домой.
Их сплетенные руки сжались еще теснее; желание вознесло их на неведомую высоту, поцелуи стали рассеянными и запоздалыми, а все чувства сосредоточились на достижении ускользающей цели. У Алекса мелькнула мысль о том, чтобы задержаться и тем самым продлить наслаждение для Сары, но подобные ухищрения были уже не в его силах. Ее тело трепетало на самой грани человеческих возможностей. Он получил полное представление о ее неискушенности, когда она прошептала в воздух над его плечом:
– Может быть, мне тебя подождать?
Уткнувшись лицом ей в волосы, Алекс подавил неудержимый приступ восторженного смеха.
– Нет, дорогая, – великодушно посоветовал он, – ждать не надо.
– Ты никогда не хочешь ждать.
Они в последний раз торопливо поцеловались, и тут разразилась буря. Тело Сары разбилось на тысячи осколков, а потом исчезло, растворилось в темноте. Она могла бы испугаться, но на этот раз ее любовник был вместе с ней в невесомой черной пустоте острого наслаждения. Когда буря утихла, когда их тела вновь обрели плоть и обрушились друг на друга в благодарном изнеможении, они оба почувствовали, как свет проник в их сердца. К добру или к худу, что бы ни случилось потом, они знали, что он никогда не угаснет.
– Что ты там делаешь? Мы же договорились, что ты будешь мне помогать!
Алекс вывалил тушенку из банки в глубокую чугунную сковородку с длинной ручкой, передвинул ее к краю, а на свободное место разбил четыре яйца.
– Хочешь еще кофе?
Ответа не последовало.
Он схватил шипящую сковородку за ручку и перенес ее из кухни в комнату, служившую ему кабинетом. На пороге ему пришлось остановиться. Сара Кокрейн, воплощение красоты и женственности, стояла, наклонившись над его столом. На ней ничего не было, кроме его рубашки. О таком зрелище ему даже мечтать не приходилось.
– Прекрасная леди, – тихо окликнул ее Алекс. Она подняла голову и улыбнулась. В свете лампы волосы, рассыпавшиеся по плечам в полном беспорядке, напоминали золотую пряжу. У нее были красивые длинные ноги, и он ничуть не преувеличил, когда говорил о ее изящных ступнях. Сара держала кружку, обхватив ее обеими ладонями, длинные рукава мужской рубашки были закатаны выше локтя.
– Чем это ты так увлеклась? – удивился Алекс. – Несущими конструкциями для солярия Бена? Вертикальной проекцией римской бани?
– Нет. Вот этим.
Подойдя ближе, он с удивлением увидел набросок, который она, должно быть, обнаружила в стопке рисунков и чертежей.
– Если бы ты не был архитектором, то мог бы стать художником, Алекс. Это здорово.
Он долил кофе ей в кружку и поставил сковородку на чертежный стол.
– Рад слышать.
– Ты всегда делаешь акварельные наброски домов, которые проектируешь?
– Нет, не всегда. Только когда цвет имеет значение.
– Это ведь дом, правда? – уточнила Сара, внезапно усомнившись.
Алекс усмехнулся.
– Мне хотелось бы так думать. Что ты о нем думаешь? – спросил он с напускной небрежностью, проводя двумя пальцами вверх и вниз по ее спине.
Сара медлила, подбирая верный ответ. Алекс подсказал:
– Он никуда не годится?
– О нет, мне кажется, он… великолепен. Я ничего подобного не видела. Он деревянный, да?
– Да, это древесина Мамонтова дерева, или калифорнийской секвойи.
Она пристально разглядывала рисунок, привлеченная богатством и разнообразием теплых коричневых тонов – тут были и охра, и шоколадный, и многочисленные оттенки умбры, – а также экстравагантной смелостью линий.
– Я никогда ничего подобного не видела, – вторила Сара. – Тут столько стекла: как, должно быть, светло внутри! А цвета! Настоящий янтарь и… нет, мне не под силу это описать. Очень красиво. Это керамическая плитка?
– Нет, цветной камень.
– И вот эти штуки по бокам, они такие… – Опять у нее не хватило слов, чтобы описать замысловатые решетчатые конструкции в торцах дома, предназначенные, по-видимому, для выполнения как полезных, так и чисто декоративных функций.
– Представляешь, каково было бы жить в таком доме, – мечтательно протянула она. – Чей он, Алекс?
Он отвел назад длинный локон, упавший ей на ухо, чтобы ее поцеловать.
– Ничей. Это был просто эскиз.
– О-о-о, – протянула слегка разочарованная Сара. – В Нью-Йорке его даже вообразить нельзя. Во всяком случае, не в городе.
– Верно. Если мне будет суждено его построить, то только в Калифорнии.
– Правда? Ты хотел бы снова переехать туда жить?
Алекс пожал плечами и опустил руки.
– Мой дом теперь в Нью-Йорке. Ну-ка давай поедим, ты же говорила, что умираешь с голоду! – Они поели прямо в постели.
– Как тебе удается сделать настоящую глазунью? У меня желтки всегда растекаются. Ты мог бы стать отличным поваром, не то что я, – искренне призналась Сара.
Он поблагодарил ее, умолчав о том, что это еще не самый лестный комплимент. Однажды под большим секретом в чисто мужском разговоре Майкл доверил ему страшную тайну: его мамочка – самая никудышная повариха на свете.
– Я никогда раньше не ела в постели, – продолжала Сара, откусывая ломтик поджаренного хлеба, – и теперь вижу, что лишила себя одного из самых утонченных удовольствий в этой жизни.
Алекс улыбнулся ей, и она догадалась, о чем он думает: это далеко не единственная радость, которой она себя лишила. Они оставили дверь и окна открытыми; в комнату врывался приглушенный и размеренный шум прибоя, легкий бриз заносил соленый привкус моря, чистый и свежий.
– Ты уверен, что сюда никто не придет? – вдруг забеспокоилась Сара, представив себе, какое соблазнительное и хорошо освещенное зрелище они должны представлять собой для любого случайного прохожего.
– Никто и никогда. Представь, что мы на необитаемом острове.
– Почему тебе нравится быть архитектором? – неожиданно спросила она, отставив свою тарелку в сторону.
– Все очень просто. Я хочу увековечить свое имя. Достичь бессмертия.
Она почти не сомневалась, что он шутит.
– Это потому, что тебе нравится быть богатым?
Алекс помедлил, прожевывая ломоть хлеба, и посмотрел на нее. В ее лице не было ничего, кроме любопытства, и вопрос был задан без осуждения, безо всякой задней мысли: ей просто хотелось знать. Ее чистосердечная прямота побудила его ответить тем же.
– Я никогда не был богат и поэтому не знаю, хотелось бы мне этого или нет. Наверное, хотелось бы. Но не по этой причине я стал архитектором.
– Тогда что же тебя подвигло?
Алекс на секунду задумался.
– Мне нравится упорядочивать пространство. – Он замолчал, и она подумала, что это и есть весь его ответ, но Алекс продолжил:
– и еще мне нравится представлять себе – во всяком случае, пытаться представить себе, – как люди
