– Ты меня оскорбляешь. Сядь!
По глазам я увидел, что до неё наконец дошло.
– Ковач? – Губы Кавахары скривились в неприятной усмешке. – Ковач, ублюдок, ты дурак, ты просто
– Я сказал – сядь.
– Её уже нет, Ковач. Она вернулась на Харлан. Я сдержала свое слово. Что ты здесь делаешь?
– Больше повторять не буду, – мягко произнес я. – Или ты сейчас же сядешь, или я разобью тебе коленную чашечку.
С не сходящей с уст тонкой усмешкой, Кавахара медленно, сантиметр за сантиметром опустилась в ближайшее кресло.
– Хорошо, Ковач, сегодня будем играть по твоему сценарию. А затем я не поленюсь притащить эту рыбачку Сахиловскую сюда. И тебя вместе с ней. Что ты намереваешься сделать? Убить меня?
– Если это понадобится.
– Чего ради? Чтобы потешить себя, удовлетворить какие-то моральные принципы? – Последние два слова Кавахара произнесла таким тоном, будто это было название какого-то продукта. – Ты, кажется, забыл, что если убьешь меня здесь, не пройдет и восемнадцати часов, как резервная система в Европе обнаружит это и загрузит в новый клон последнюю сохраненную копию памяти полушарий. И моей новой «я» потребуется совсем мало времени, чтобы разобраться в случившемся.
Я присел на край кресла.
– О, мне ли не знать этого. Но вот посмотри на Банкрофта – прошло столько времени, а он так по- прежнему и не знает правды. Или ты не согласна?
– Ты затеял все это из-за Банкрофта?
– Нет, Рейлина. Это имеет отношение только к тебе и ко мне. Напрасно ты впутала Сару. И от меня тебе следовало бы держаться подальше.
– Ай-яй-яй, – с фальшивой материнской заботой запричитала Кавахара. – Ты обиделся на то, что тобой манипулировали. Прости ради бога. – Её тон резко сменился. – Ты – чрезвычайный посланник, Ковач. Ты живешь тем, что манипулируешь другими. В общем-то мы все живем тем же самым. Мы живем в огромной матрице взаимных манипуляций, и требуются нечеловеческие усилия, чтобы просто оставаться на плаву.
Я покачал головой.
– Я не напрашивался быть втянутым в твои игры.
– Ах, Ковач, Ковач. – Внезапно выражение лица Кавахары стало чуть ли не нежным. – Никто из нас не просит об этом. Ты думаешь, я просила о том, чтобы родиться в Городке Ядерщиков, имея в качестве отца тщедушного карлика, а вместо матери – шлюху-психопатку? Просила? Нас не приглашают, нас
– Или лить воду в глотку другим, – дружелюбно согласился я. – Насколько я понимаю, ты пошла в мать?
Мгновение мне казалось, будто лицо Кавахары – это маска, вырезанная из тонкой жести, за которой бушует пламя. Её глаза вспыхнули яростью, и если бы не ледяное спокойствие «Потрошителя», я бы испугался.
– Убей меня, – стиснув зубы, процедила она. – И постарайся извлечь из этого процесса как можно больше удовольствия, потому что тебе придется дорого заплатить за все, Ковач. Ты думаешь, революционеры с Нового Пекина страдали, умирая? Обещаю, что я открою новые границы страданий для тебя и для твоей шлюхи, воняющей рыбой.
Я покачал головой.
– Не думаю, Рейлина. Видишь ли, приблизительно десять минут назад состоялась очередная пересылка копии твоей памяти. А по пути в неё кое-кто погрузился. Этот человек ничего не трогал, Рейлина. Только подсадил вирус Роулинга. Так что теперь твоя резервная копия заражена.
Её глаза сузились в щелочки.
– Ты лжешь.
– Сейчас не лгу. Тебе понравилась работа, которую Ирена Элиотт проделала в «Поставленном на дыбы»? Видела бы ты её на виртуальном форуме. Готов поспорить, перехватив пересылку твоей памяти, она успела вытащить из неё не меньше полдюжины кусков. Сувениры на память. Думаю, теперь это можно считать коллекционной редкостью, потому что, если я что-нибудь понимаю в инженерах, занимающихся памятью полушарий, они захлопнули крышку на резервной копии быстрее, чем политики покидают зону военных действий. – Я кивнул на дрожащий голографический дисплей. – Полагаю, сигнал тревоги поступит через пару часов. На Инненине вирус разворачивался дольше, но это было давно. С тех пор технический прогресс шагнул далеко вперед.
Наконец Кавахара поверила, и ярость в её глазах сгустилась до сконцентрированного раскаленно-белого жара.
– Ирена Элиотт, – сдавленно промолвила она, – когда я её найду…
– По-моему, для одного дня уже довольно пустых угроз, – прервал её я. – Слушай меня внимательно. В настоящий момент та память полушарий, что у тебя в позвоночнике, является единственной твоей жизнью. Я сейчас не в том настроении, чтобы шутить. Одно слово – и я вырежу память из затылка и раздавлю каблуком. Так что до или после того, как я тебя пристрелю,
Кавахара сидела неподвижно, следя за мной горящим взором из-под полуопущенных век. Её верхняя губа чуть поднялась, открывая зубы. Затем она взяла себя в руки.
