– Я знаю, знаю, но…
– Никаких «но». Это не твоя вина; и все тут. Ее взгляд немного смягчился. Она повернула голову и поймала губами его палец. Рубен застыл, как статуя, но, когда Грейс, жадно причмокивая, втянула его палец в рот, как леденец, больше не смог терпеть и перебросил свою голую ногу ей через бедра. Она не Воспротивилась. Куда там! Она повернулась к нему лицом и прижалась так, что между их телами не осталось ни малейшего просвета. Настал его черед застонать.
Под действием наркотика у нее исчезли все внутренние запреты и развязался язык, – Рубен, ты просто не пре… не представляешь, какое это ощущение! – хрипло прошептала она.
– Ну почему же? Я бы так не сказал. Грейс разом выдохнула весь воздух из груди: очевидно, это должно было означать взрыв смеха. Пожалуй, смех – это как раз то, что нужно, подумал Рубен и тоже выдавил из себя слабый смешок. Она отозвалась хриплым «ха-ха-ха», отчего ее груди заколыхались, щекоча его разгоряченную кожу.
– М-м-м, – промурлыкала Грейс и уже нарочно потерлась грудью о его грудь.
Рубен прижался губами к ее лбу у самой линии волос.
– Я вырос в такой вот в точности комнате, – проговорил он сквозь зубы, оглядывая потеки на стене и трещины в потолке.
Похоже, она даже не расслышала.
– Да, моя комната была Очень похожа на эту.
Мне было девять, восемь, семь, уже не помню точно.
В летние месяцы жара стояла страшная. Матрац весь трещал, как сухие дрова.
Она перестала двигаться. Отлично: значит, он может прекратить болтовню. С трудом разлепив веки, Грейс попыталась сосредоточить на нем взгляд.
– «Ш-ш-шиповник»… был похож на эту дыру?
– Нет, – тотчас же отозвался он. – Нет, «Шиповник» был похож… ты что, шутишь? Разве мог «Шиповник» походить на эту дыру?
Он напустил на себя вид оскорбленной невинности и выиграл игру в гляделки: ей в ее состоянии было за ним не угнаться. Она заморгала, признавая свою ошибку, и вновь прижалась щекой к его ключице.
Несколько минут они наслаждались блаженным покоем. Кровь перестала стучать в висках у Рубена, его тело расслабилось. Но стоило ему немного перевести дух и успокоиться, как Грейс испустила стон, вскоре превратившийся в угрожающее рычание, опрокинула его на спину и оседлала.
– Привет! – слетело у него с языка прежде, чем он успел подумать.
– Привет.
В свое приветствие она вложила совсем иной смысл.
Рубен понял, что просто так он от нее не отделается, когда Грейс обеими руками подняла свои великолепные груди и поднесла их ему, словно спелые плоды. Ее колени врезались ему в бока, а самое волнующее место – теплое и влажное – елозило взад-вперед по животу. Не выдержав сладкой пытки, он наконец крепко схватил ее за бедра и заставил остановиться.
– А ну-ка погоди.
– Что?
– Послушай, милая. Я сильный мужчина, настоящий «штаркер»[36] . Женщины всегда меня любили, потому что я в этом деле мастер. Но…
– Что?
– Но ты доводишь меня до полного безумия. Она даже не слушала.
– Войди в меня, Рубен.
– Грейс!
– А?
Она скользнула немного ниже, оказавшись у него на бедрах. В ее движениях, пока она его возбуждала, отсутствие умения искупалось энтузиазмом. Сперва потихоньку, потом все более решительно она действовала своей нежной ручкой, доводя его до неистовства.
– Знаешь что? – спросила она с закрытыми глазами.
Изо всех сил стискивая зубы, он промычал что-то нечленораздельное.
– Пока я лежала и ждала Уинга… я все время думала о тебе. Мне хотелось, чтобы это ты пришел. Ну давай же, Рубен!
– А что скажет Анри? – сумел выдавить из себя Рубен.
– Кто?
– Твой муж, – напомнил он, нахмурившись.
– А-а-а, Генри! Он мне не муж, мы просто живем вместе.
Пока Рубен обдумывал эту новость, Грейс привстала на коленях и подняла его скипетр, готовясь овладеть им. Быстрое движение бедер – и он оказался внутри. Но только на дюйм.
– Входи, Рубен, – прохрипела она. – Скорей!
– Утром ты меня за это возненавидишь, – попытался вразумить ее Рубен.
Грейс запрокинула голову и ответила, обращаясь к потолку:
– Лучше утром, чем сейчас. Она была раскалена, как доменная печь. Бесконечный огненный туннель. Он и сам горел, изо всех сил стараясь сохранить .неподвижность, чтобы не взорваться сразу же. Вот она сжалась, стиснула его, и они выкрикнули что-то в едином порыве, но каким-то невиданным чудом ему удалось удержаться и не кончить вместе с ней. Рубен заметил муху, которая села на простыню рядом с подпрыгивающим бедром Грейс, и сосредоточил на ней все свое внимание. Словно не замечая их, муха принялась чистить крылышки и вытягивать хоботок; Наблюдая за ней, Рубен сумел выдержать Натиск Грейс и не сорваться.
Она рухнула на него сверху, тихонько всхлипывая.
– Боже мой, Рубен, как ты можешь это выносить? Ой, нет, прошу тебя, не двигайся, – с мольбой простонала она, когда он сделал попытку повернуться.
Он все еще был возбужден, все еще стоял в ней, как опорный шест вигвама.
– Не двигайся. Если бы ты мог… Сколько ты можешь вот так продержаться?
– Хоть всю ночь, – самоуверенно заявил он. «Еще секунд тридцать, детка. Сорок, если ты не будешь двигаться».
Грейс склонилась к самому его лицу, опустив локти на подушку по обе стороны от его головы. Когда она заговорила, ее дыхание обожгло ему щеку:
– Как ты думаешь, когда это пройдет? Сердце у него упало.
– Ты хочешь сказать, что оно еще не прошло?
– Пока прошло, но мне кажется, оно возвращается – зловеще предупредила Грейс.
Рубен крепко закрыл глаза и стиснул зубы, чтобы не. застонать. – Ну… это же не может длиться вечно. Скоро эта гадость выветрится.
– Когда?
– Скоро. Он ободряюще, похлопал ее по плечу т потянулся за простыней, чтобы ее укрыть. Россыпь испарины у нее на коже быстро высыхала, ее опять стала пробирать дрожь.
На какое-то время Грейс затихла, но потом вдруг огорошила его вопросом:
– А что такое «штаркер»?
– «Штаркер»? Крепкий парень. Герой.
– Похоже на немецкое слово.
– Совершенно верно, немецкое.
– Откуда ты знаешь немецкий? – спросила она, зевая.
– Я не знаю немецкого. Знаю только это слово. Подхватил у одной старой подружки. Ее звали Гретхен. Она была…
– Неважно.
Рубен с улыбкой запустил пальцы ей в волосы. Хорошо, что она так мало весит, подумал он: она растянулась поверх него, как спущенный воздушный шар.
– Откуда у тебя такие вьющиеся волосы? – спросил он, играя шелковистыми, упругими, как свежая древесная стружка, локонами.
