Они наконец начали смекать, что к чему.
– К помощи белых дьяволов с медицинским дипломом, – сообразила Грейс. – Ему понадобится доктор! Улыбка Рубена растянулась на милю.
– И я знаю этого доктора!
Глава 16
– Поверить не могу, что ты забыл о нашем свидании.
– Что? – прозвучало из дальнего угла винного погреба.
– Зачем ты вообще сюда забрался?
Подойдя к столбу, подпирающему поперечную балку под потолком, Грейс повесила фонарь на крюк и обхватила себя руками: после жаркого полуденного солнца ей стало зябко. Она сняла соломенную шляпку с мягкими обвисшими полями и двинулась на свет масляной лампы, которую Рубен держал на уровне лица, заглядывая во все темные уголки.
– Что ты здесь делаешь? – повторила она, увидев, что он не обращает на нее внимания.
– Ай-Ю рассказал мне об этом, – ответил он наконец, обводя рукой запыленный и гулкий погреб. – Ты знаешь, что у вас тут?
Грейс огляделась.
– Всякий хлам. Он поморщился.
– Разве не так? – удивилась она.
– Так, но это такое… Я хочу сказать, что это ведь… Ты только посмотри!
Грейс подошла поближе; ей все казалось, что она чего-то не понимает.
– Груда старых бочонков? – неуверенно предположила она.
– Четырехфутовые бочки белого дуба, сделанные в Германии, – объяснил Рубен, поражаясь ее невежеству. – А вот виноградный пресс, я такого большого в жизни не видел! А вот пюпитры для установки бутылок под углом. И все это просто лежит здесь – гниет, ржавеет и плесневеет!
– Я же тебе говорила: «Ивовый пруд» был виноградником, пока не стал просто фермой, – напомнила Грейс.
– И когда же он перестал быть виноградником?
– Когда его купили мои приемные родители. Они считали виноделие грехом.
Рубен отпустил какое-то нецензурное замечание и продолжил осмотр погреба в поисках новых сокровищ.
– Ты только посмотри на эти стены! – воскликнул он, хлопнув по ближайшей из них ладонью. – Знаешь, из чего они?
Грейс уже успела усвоить урок и не стала говорить, что думала: «Из сырого грязного камня». Она просто покачала головой, ожидая разъяснений.
– Это известняк. Сто лет назад кто-то, возможно монахи, вырезал эти погреба прямо в скальной породе.
Круглый год температура здесь почти не меняется. Колебания составляют примерно два градуса.
Она сделала вид, что находится под впечатлением.
– Хочешь посмотреть, что осталось от виноградника?
Рубен обернулся так стремительно, что едва не загасил свою лампу.
– Ты хочешь сказать, что у вас до сих пор есть лозы?
– На склонах холмов с нашей стороны долины, – кивнула Грейс. – Хочешь посмотреть?
– Да, – ответил он, возбужденно сверкая глазами.
– А знаешь, мне бы следовало голову тебе оторвать, – задумчиво заметила она, взяв его под руку, и повела вон из погреба. – Ты же сказал, что встретишься со мной в полдень на веранде, и мы пойдем… м- м-м… на прогулку.
– Я не забыл, – усмехнулся Рубен. – Разве я мог забыть? Я просто отвлекся.
– Как будто от этого легче. По крайней мере теперь я знаю, что надо держать тебя подальше от известняковых стен и дубовых бочек, чтобы завладеть твоим вниманием.
Он обнял ее за талию, оторвал на фут от земли и поцеловал, а потом медленно опустил, продолжая крепко прижимать к себе. Когда ее ступни коснулись земли, ей захотелось опуститься на траву, не отрываясь от него, прямо здесь, под кустами штокрозы. Рубен ухмыльнулся, прочитав ее мысли.
– Покажи мне виноградник, – прошептал он у самых ее губ. – Я просто умираю от желания увидеть лозы.
– Странный ты человек, Джонс.
– Покажи мне лозы.
Что ей оставалось делать? Она провела его по холмам, среди скудных, истощенных кустов винограда, заросших дикой малиной и толокнянкой. Рубен снова выругался, когда она сказала ему, что лозы росли и в долине, расстилавшейся у подножия холмов, но ее отчим велел их срубить и распахать землю под пшеницу. Грейс не могла понять, почему он так разочарован, чуть ли не взбешен из-за того, что случилось с виноградником. Можно было подумать, что речь идет о его личной собственности.
– Какая разница? – осмелилась спросить она. – Почва здесь ужасная, ты только взгляни! Эти холмы не пригодны для земледелия, Рубен. Даже в долине земля слишком засушлива, пшеница каждый год гибнет на корню…
Он присел на корточки среди сорняков, сломал надвое высохшую лозу и понюхал концы, бормоча себе под нос:
– Бахус любит холмы.
– Что?
– Это Вергилий[48]. Насчет почвы ты права, Грейс, она не слишком плодородна. Но ее минеральный состав идеально подходит для винограда. Лучшие в мире сорта винограда произрастают именно на таких вот кремнистых холмах.
– Но…
– Из этих лоз получается паршивое вино, годное разве что для церковного причастия. Но зато они сильные, выносливые и никогда не болеют. Если их скрестить с лучшими европейскими сортами: бургундским «Пино», шампанским или бордоским «Каберне»… Богом клянусь, ты получишь поэзию в бутылке!
Красивое лицо Рубена стало серьезным, голос понизился до страстного шепота. Его одержимость подействовала на Грейс самым странным, логически не объяснимым образом.
– Откуда ты столько знаешь о винах? – спросила она. – О лозах, почве, сортах винограда и так далее? Он выпрямился, стряхивая пыль с ладоней.
– Это просто увлечение. У каждого есть свой конек. У меня, например, вино.
Держась за руки, они спустились вниз по каменистой тропинке в зеленую долину. Стоял жаркий день, все вокруг было залито золотыми лучами солнца. Вот по таким дням она тосковала в холодном, промозглом, окутанном туманами Сан-Франциско. Грейс спросила Рубена, хочет ли он узнать, почему поместье называется «Ивовым прудом», и отвела его в самое, по ее убеждению, красивое место на двухстах акрах, которыми она владела. Погода стояла сухая, поэтому ручеек, питавший маленькое озерцо, едва пробивал себе путь по кремнистому руслу среди пожелтевших мхов и кустиков отцветших азалий. Но ивы по-прежнему затеняли берега и грациозно, словно мать над младенцем, склонялись над неподвижной, как стекло, синей водой.
– Когда я была маленькой, из всех деревьев мне больше всего нравились ивы, – сказала Грейс. – На них легче было лазить.
– Ты была сорванцом?
– Да нет, я бы не сказала. Мне хотелось быть сорванцом, но мне все запрещали. Шагу не давали Ступить свободно. А как прошло твое детство на Юге? Хорошо было жить на плантации?
– Да как тебе сказать? По правде говоря, там ничего не было, кроме хлопка и табака, – уклончиво ответил он. – Дом с белыми колоннами, негритянские песнопения.
Сунув руки в карманы, Рубен зашагал назад по лугу, поросшему полевыми цветами. С минуту Грейс
