Что даже смерти стало неподсудно'.
Так трава мы или не трава? Может ли быть настоящий эксперт – травой? Понятно, что сегодня он не может быть ангелом. Но может ли он быть травой в том смысле, который имел в виду автор приведенных мною выше стихов?
Это первый (и, как ни странно, может быть, главный) вопрос. Вопрос об отчуждении от эгрегора.
Второй вопрос – о психосоциальной адекватности профессионала.
Можно ли назвать профи, сколь угодно циничного, социально адекватным, если у него нет мотива профессионального любопытства ('чё же там все-таки произошло?'), инстинкта самосохранения ('а если это завтра шандарахнет по мне и близким?'), желания покрасоваться перед своими привилегированными поклонниками и желания покрасоваться перед умеренно широкой аудиторией ценителей?
В сущности, эти два вопроса представляют собой единое целое. Сегодня – отчуждение от эгрегора. Завтра – отвращение от собственной физиономии, которую надо лицезреть, хотя бы совершая утренний туалет. Послезавтра – такая деградация, что не до профессиональной адекватности и ответственности.
Приступая к зачтению высказываний субъектов независимой экспертизы, делаемых по горячим следам событий, я, не скрою, боялся подтверждения своих наихудших предположений. И я получил подобное подтверждение. Высказывания эти в подавляющем своем большинстве не отвечают пяти сформулированным мною выше критериям. Если это так (а читатель, если хочет, сам может убедиться, что это так), то микросоциальная группа, выдающая такие высказывания, – социально и экзистенциально неадекватна. ТОЛЬКО ЛИ ОНА?
Повторяю, ТОЛЬКО ЛИ ОНА?
Я не имею права говорить, что ВСЕ высказывания не отвечают этим критериям.
Прежде всего, потому, что как бы внимательно я ни изучал информационный поток и чьей бы помощью при этом изучении ни пользовался, я все равно что-то могу пропустить.
Кроме того, отнюдь не все, кто высказывается, обязаны отвечать вышеназванным критериям. Это удел той микросоциальной группы, которую я предложил к рассмотрению. Представители других групп имеют полное право делиться с обществом ЛЮБЫМИ своими соображениями и ЛЮБЫМИ сведениями, сколь угодно корявыми и неряшливыми. Не мое дело судить о качестве этих сведений и соображений – поделились, и на том спасибо.
Все мои претензии – к очень узкому кругу профессионалов, состоящему, повторяю еще раз, прежде всего, из политиков, у которых руки развязаны для того, чтобы давать комплексную публичную оценку случившемуся. Это не политики первого эшелона – эти все скованы донельзя узкими протокольными, жанровыми, политкорректными и иными рамками. Но есть и другие политики, всем хорошо известные, которые этими рамками никоим образом не скованы. Они иногда охотно, свободно и широко говорят, обсуждая достаточно мелкие события. А тут – или 'поводизация', или silentium.
Такое же 'или-или' царит по сей день в среде экспертов, интеллектуалов-системщиков, гордящихся собственным профессионализмом журналистов, не скованных своими рамками профессионалов- отставников. Я специально не хочу называть имена. Тем более, что они у всех на слуху.
Это узкий круг людей. Но неадекватное поведение этого круга может обернуться крайне пагубными последствиями. Так что же происходит с…? Тут как ни назови тех, с кем это происходит, – ИМИ, НАМИ – главное все-таки, ЧТО ЖЕ ИМЕННО ПРОИСХОДИТ.
Что и почему?
Когда я задал этот вопрос одному из очень уважаемых мною экспертов, он просто пожал плечами и сказал: 'Культура деградации… Чему ты удивляешься?'
Другой же эксперт дал более развернутую оценку. Обратив мое внимание на китчевый сериал 'Наша Russia', он спросил: 'А ты можешь себе представить, что кто-то осмелился бы снять такое кино, например, про пуштунов?.. Не хочу вслух говорить о более близких к нам амбициозных народах… Или даже о народах, не столь амбициозных, как этот неназванный мною гордый горный народ…'
И тут мне стало не по себе. Я вспомнил многое.
Например, то, как именно отнеслись к сериалу 'Наша Russia' (а также к моим резким, хотя и корректным, сугубо культурным жестам в отношении этого сериала) некоторые из моих знакомых. Живущих в России, говорящих по-русски и по всем нормальным признакам являющихся именно теми русскими, которых в данном сериале, что называется, 'опускают'.
Они не поняли той резкости, с которой я осуществил культурное отторжение подобного 'опускания'.
Речь шла о загадочном непонимании.
О чем-то, если говорить честно, близком к разотождествлению. Есть, видимо, внутренняя затаенная убежденность в том, что 'Объект', подвергаемый атаке, уже мертв или необратимо движется в сторону смерти, причем с очень большой скоростью. И потому стоит ли хлопотать по поводу тех или иных его злоключений? Стоит ли тратить на это силы?
Что если в этом сокровенная причина апатии или инерционной лихорадочности во всем, что касается обсуждения интересующей меня микросоциальной группой событий 29 марта?
Что если речь идет не только о потаенной причине, порождающей странное поведение ДАННОЙ группы?
Что если ЭТА причина порождает странное поведение самых различных групп?
Согласитесь, обсуждение данного вопроса и важнее, и ответственнее, и интереснее, чем обсуждение недостойного поведения пресловутых 'бомбил'. Но бомбил обсуждают – а ЭТО не обсуждают. А что если бомбил для того-то и обсуждают, чтобы ЭТОГО не обсуждать: 'Что значит 'не думать о черном медведе'? Это значит 'думать о белом медведе'. Что значит не обсуждать существенного? Это значит обсуждать бомбил. Что-то ведь обсуждать надо?'
Но, может быть, в потоке открытой информации по поводу событий 29 марта нет ничего, заслуживающего системного профессионального внимания? Может быть, и я, как большинство, хочу сделать эти события информационным поводом и поговорить о дорогой моему сердцу теме культурной и социальной деградации нашего общества?
Если бы мой анализ исчерпывался вышеприведенными рассуждениями, то и впрямь можно было сказать, что я использую эксцесс для того, чтобы поговорить на любимую общую тему. Но я рассматриваю первую часть исследования лишь как развернутую преамбулу к системной аналитике произошедшего.
Что же касается того, интересна ли открытая информация о террористических актах, произошедших в Москве 29 марта, то ниже будут приведены доказательства того, что эта информация заслуживает самого пристального рассмотрения. И уж тем более она его заслуживает в сочетании с той предметной сферой, вне которой ее и не должно рассматривать, коль скоро ты находишься в теме или способен в эту тему, так сказать, 'въехать'.
Часть 2. Необходимые элементарные сведения
На протяжении последних девяти лет руководимый мною аналитический центр непрерывно участвует в исследованиях, посвященных различным аспектам контртеррористической деятельности. Речь идет о научных исследованиях, в которых есть место и фундаментальному, и прикладному. Такие исследования ведутся разного рода международными центрами давно. Но они оказались особо востребованными после того, как 11 сентября 2001 года были атакованы и взорваны башни Всемирного торгового центра в Нью- Йорке.
Наиболее активно этими исследованиями занимаются израильтяне и американцы. Но и другие страны отдают должное подобным исследованиям. Существует Международное Сообщество Академических Организаций по исследованию и противодействию терроризму. Оно называется ICTAC. Наш центр входит в это Сообщество.
В последние годы мы подключились к исследованиям, посвященным контртерроризму, проводимым в Индии.
Конечно же, наши коллеги особо заинтересованы в фундаментальных аспектах нашей исследовательской деятельности.
Их интересуют наши представления о смертничестве как таковом, об истоках суицидального террора, о неисламском суицидальном терроре и его соотношениях с суицидальным террором, применяемым
