слабым жалобным голосом: «Хватит!» Софи казалась маленькой и хрупкой при неверном свете свечи, мерцавшей на столике возле кровати. Он натянул одеяла ей до подбородка и с любовью глядел на ее неподвижное лицо. Ему хотелось признаться: «Я люблю тебя, Софи, прости меня», но он только спросил:
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – прошептала она устало, не открывая глаз.
Он наклонился и коснулся щекой ее щеки.
– Спи, милая. Не беспокойся ни о чем. Все будет хорошо. – Она слабо кивнула, потом повернулась на бок и свернулась калачиком.
Он долго сидел рядом, слушая ее тихое дыхание. Постепенно напряжение отпустило его. Бешеный ветер стих, он даже не успел заметить, когда это произошло; страшный ливень перешел в обычный дождь, непрерывный, нудный. Он через одеяло погладил хрупкое плечо Софи. Сон ее был глубок и спокоен. С ней все должно быть хорошо.
Кровотечение началось перед самым рассветом. Она проспала всю ночь, видя тяжелые, неприятные сны, и проснулась в холодный серый предрассветный час, почувствовав потребность в ночной вазе. Темное пятно на белом фарфоре поначалу озадачило ее, но тело раньше разума поняло, что произошло, став ледяным. Софи зажала ладонями рот, чтобы не закричать. Мгновенно она осознала, что случилось и что будет дальше.
Прижав руки к животу, она осторожно вернулась в спальню.
– Кон! – позвала она слишком тихо, чтобы он услышал сквозь сон. Ей хотелось закричать в голос. Она легонько потрясла его за плечо:
– Коннор! – И он проснулся. Прежде чем она успела что-нибудь сказать, он откинул одеяло и сел, протягивая к ней руки.
– Что случилось?
Он уже все понял, Софи видела это по его лицу.
– Мне кажется, что-то не так. – Скажи она это не шепотом, а громче, он услышал бы, как дрожит ее голос.
– Почему? В чем дело?
– У меня кровотечение, – выдавила она через силу.
Он побелел, как простыня, но тут же овладел собой, взял ее за руку и уложил в постель. Тепло его тела немного успокоило ее.
– Это может ничего не значить, – стараясь успокоить Софи, сказал Кон, склоняясь над ней.
– Знаю.
– Возможно, это пустяки.
Она кивнула. Ей хотелось вцепиться в его руку, но тогда он бы понял, как она испугана. Это может ничего не значить.
Он стал одеваться, быстро, но спокойно.
– Хочу съездить за доктором, Софи. Прежде чем уйти, разбужу Джека. Не пройдет и часа, как я вернусь.
– А нельзя послать Томаса?
– Будет быстрее, если я поеду сам.
Софи не хотела расставаться с мужем в этой непростой ситуации. Когда он подошел и сжал ее лицо ладонями, она схватилась за его запястья.
– О, Кон! – вырвалось у нее. – Ты нужен мне.
– Ну, ну, успокойся, – мягко сказал он и прижался к ней щекой. Ему не хотелось, чтобы она расплакалась. – Я постараюсь вернуться как можно быстрее. Тебе что-нибудь нужно?
– Нет.
– У тебя ничего не болит, Софи?
Она покачала головой и прошептала:
– Нет, нет… это, наверное, пустяки.
Они обнялись и долгую минуту молчали, затем он поцеловал ее и вышел.
Вскоре в дверь просунулась голова Джека.
– Софи?
Она слабо помахала ему и улыбнулась, едва шевельнув губами.
– Хочешь чаю? Я заварю, – сказал Джек и добавил, когда она собралась отказаться:
– Это я умею.
– Нет, Джек, иди ложись. Подождем, когда Коннор вернется. В любом случае скоро придет Марис.
Он вошел в комнату. Вид у него был заспанный, из-под длинной пижамы торчали босые ноги.
– Я могу сварить яйцо, если хочешь, или приготовить его как-нибудь по-другому, но сварить могу и с закрытыми глазами.
Когда она не смогла (не хватило сил) ответить на его нерешительную улыбку, он посерьезнел:
– Кон рассказал мне о том, что случилось ночью. Мне так жаль, Софи. Иногда он бывает жутко вспыльчив и упрям, как осел.
– В этом нет его вины. – Ей не хотелось говорить, особенно на эту тему. – Иди ложись, Джек. Я прекрасно себя чувствую… мне просто хочется спокойно полежать.
– Ну, тогда ладно. Крикни, если что понадобится, – озабоченно предложил он. Софи с готовностью кивнула, сомкнула веки и услышала, как дверь с легким стуком затворилась за ним.
Она лежала, глядя в потолок, и отчаянно молилась, когда начались схватки.
Коннор проходил по узкому коридору между комнатой Джека и детской, в это время дверь спальни отворилась и вышел доктор Гесселиус. Он скорбно посмотрел на Кона своими большими карими глазами сквозь стекла очков, но Коннор упрямо твердил себе, что это еще ничего не значит. У Гесселиуса вечно вид побитой собаки.
– Ну, что? – спросил он решительно, шагнув к доктору, остановившемуся у лестницы.
– Очень сожалею, но Софи потеряет ребенка.
Коннор яростно дернул головой. Говорить он не мог. Слова доктора отозвались в нем физической болью, хотя в глубине души он уже знал об этом. Он враждебно смотрел на доктора, который, как обычно, достал из кармана трубку и принялся набивать ее табаком. Коннору хотелось ударить его. Запах табака, витавший вокруг Гесселиуса, вызывал отвращение, и с вспыхнувшей на мгновение надеждой Коннор подумал, что доктор сам не знает, что говорит, что он не прав, что это какая-то ошибка.
– Плод мертв. Выкидыш может произойти через несколько часов или несколько дней. Софи…
– Откуда вам известно, что мертв? Можете вы чем-нибудь помочь?
Доктор скорбно покачал головой.
– Очень сожалею. Ребенок не подает признаков жизни, мистер Пендарвис. Я останусь с Софи, если она того пожелает, но при теперешнем положении вещей я мало чем могу ей помочь.
Коннор застыл на месте, растерянно моргая, пытаясь справиться с охватившим его отчаянием. Что же делать? Известие поразит Софи в самое сердце.
– Насколько это опасно для нее? Она будет сильно страдать от боли?
Гесселиус положил руку ему на плечо и, опустив глаза, сказал:
– Плоду почти четырнадцать недель. Софи придется потрудиться, но роды скорее всего произойдут намного быстрее, чем при нормальном сроке, и менее болезненно. – Он отпустил руку Коннора. – Мне очень жаль, но она оправится, и в дальнейшем нет причин волноваться, что она не сможет забеременеть и родить ребенка… по истечении определенного времени.
Софи лежала, свернувшись калачиком, на своей половине кровати. Марис находилась с ней, но, увидев вошедшего Коннора, сразу же встала со стула возле кровати и направилась к двери. Ее простое, доброе лицо было печально. Она ничего не сказала, но, проходя мимо, сочувственно покачала головой.
Коннор присел рядом с Софи на край кровати. Она не плакала, но, едва он взял ее за руку, глаза ее наполнились слезами, и подушка сделалась мокрой. Рукавом ночной рубашки она промокнула лицо и слегка повернулась, чтобы лучше видеть его. Она выглядела ужасно бледной и несчастной. Кон не знал, что сказать, чтобы утешить ее, чем помочь ей. Поделать ничего было нельзя.
