существовавшими людьми. Ее военные и дипломатические успехи долго и тщательно готовились, подобно тому, как в наши дни успехи Гарибальди были подготовлены современным масонством. От тщательно проложенного маршрута она отклонилась только один-единственный раз, когда попыталась захватить врасплох Ла-Шаритэ. Это место оборонялось Перрином Грассе, капитаном-бургундцем, весьма энергичным и широко известным в те времена благодаря жестоким насмешкам, которыми он осыпал придворных своего сеньора, таких же изнеженных, как придворные Карла VII. Когда Жанна появилась перед Ла-Шаритэ, офицеры-бургундцы не желали начинать сражение с ней под тем предлогом, что она колдунья. «Эй! Довольно! — ответил им Перрин Грассе с высочайшим презрением, — у нее нет никакой колдовской силы, кроме вашей трусости!»
Жанна была отброшена от Ла-Шаритэ с потерями и обещала никогда больше не отклоняться от плана своей кампании. Когда ее миссия уже была закончена, она все же не оставила ремесло воина, и всем известно, как она была схвачена у Компьеня.
Святой Марсель получил то, чего хотел, и поэтому уже не был с нею.
Среди девизов того времени, которые тогда заменяли сегодняшние газеты и объявления, есть один весьма любопытный: это ястреб, с девизом «Mares haec femina vincit». Известно, что самка ястреба гораздо сильнее, чем самец; однако тайный смысл этого девиза был следующим: «Нужно, чтобы Карлу было на что купить Морвана». Морван — это угольщики Бургундии и Англии, которых объединяло общее происхождение. Деньги сыграли, таким образом, главную роль в успехах Жанны, как позже они сыграли главную роль и в успехах Гарибальди. Но это обстоятельство не умаляет ни их заслуг, ни военной доблести; деньги на войне могут сделать многое, но не все, и они не в состоянии полностью предотвратить опасности. Если бы Гарибальди был захвачен королем Неаполя, он был бы повешен без всякого сострадания как вор и разбойник. Жанну сожгли как ведьму. Пьер Кошон, возглавлявший судебный процесс над Жанной, был прекрасно осведомлен о ее миссии. Кроме того, корнары святого Марселя были гвельфами и поддерживали папу в его борьбе с аристократией. Но все эти обстоятельства не оказывали никакого воздействия на епископа Бовэ, ни в коей мере не являвшегося на процессе орудием мести со стороны англичан: это был весьма умный священник, который прекрасно понял, какие радикальные перемены может принести с собой эта молодая девушка из Лотарингии. Равенство избирательных прав для третьего сословия как в центре, так и на местах, могло привести только к политически узаконенной отмене привилегий и прав духовенства и знати; поэтому Пьер Кошон не признал неприкосновенность Жанны, которую ей гарантировала принадлежность к ордену карбонариев, и нашел возможность возбудить процесс по обвинению в колдовстве, лишающий ее этой неприкосновенности. Это дало Карлу VII предлог не вмешиваться в происходящее, предлог, за который он поспешил ухватиться, несмотря на обнародованный по настоянию корнаров Святого Марселя девиз.
Это был феникс на костре и надпись внизу: Invito funere vivet.
Возрождающийся из пепла Феникс был пифагорейским символом карбонариев и соответствовал пятому градусу их иерархии; но при данных обстоятельствах это было обращение к Карлу VII с просьбой о защите его героической освободительницы. По крайней мере, его следовало интерпретировать так: не следует осуждать за преступление, единственной целью которого было счастье самого Карла.
Если король не считался с Жанной, то он хотя бы должен был просто пожалеть ее, а не осуждать. У него были серьезные основания тревожиться по поводу растущей популярности Жанны, и он мог опасаться, что народ потребует от него покинуть трон, чтобы возвести туда Девственницу. Вот как высказался по этому поводу Ги Пап, советник короля в парламенте в Гренобле в 1440, в своей книге «De decisionibus gratianopolitanis»: «Vidi etiam in temporibus meis pue / am Johannam noncupatam, quae incepit regnare, anno quo sui doctoratus, quae inspiratione divina, arma bellica assumens, restauravit regnum Pranciae, Anglicos erpellendo vi armata, и regem Carolum ad regnum Franciae restituendo, quo puella regnavit, tribus vel quatuor annis». «В свое время я еще видел девственницу, называемую Жанной, которая начинала царствовать в тот год, когда я получил докторскую степень. Взяв в руки оружие и руководствуясь божественным вдохновением, она восстановила королевство Франции, силой изгнала англичан из страны и вернула Карлу французское королевство, над которым девственница царствовала три или четыре года».
Таким образом, согласно свидетельству современника, не Карл VII, а Жанна д'Арк царствовала во Франции в течении трех лет; поэтому Карл и не предпринимал никаких усилий, чтобы вырвать ее из рук бургундцев, или англичан. Вместо этого он точно следовал политическим планам, которые Жанна изложила перед ним, выступая посредницей со стороны корнаров Святого Марселя из Лангре. Как было сказано в его геральдическом послании, право народных представителей голосовать в Генеральных Штатах было оплачено по-королевски, поскольку народ был вынужден согласиться выплачивать налог, вся тяжесть которого возлагалась только на его плечи. Благодаря этому налогу он заменил военную кавалерию из знати, ставшую теперь беспомощной и потерявшей всякую ценность, на регулярную армию. Народ выплатил этот налог; но, как и в Англии, уплатив его, он стал хозяином страны. Это была политическая революция, начатая Жанной д'Арк, за что она и заплатила жизнью. Какой была ее личная роль в национальном пробуждении французов? Этого я не знаю, но она была наделена такой чудесной тонкостью ума и таким восхитительным здравым смыслом, что не должна была ограничиться наставлениями своих соратников, и, вероятно, дала не один собственный совет королю Карлу. В чем нет никаких сомнений, так это в том, что она была скорее основательницей французской демократии, чем вдохновительницей национального объединения, и ее первой мученицей. Уже этого достаточно, чтобы сказать, что никогда никто не имел такого, как она, права на признание в своей собственной стране, и повсюду, кроме ее неблагодарной родины, этот долг признательности был уже давно уплачен.
P.S. Ряд документов, касающихся публичного коронования и тайны Карла IX, предоставили мне совершенно неожиданные сведения об исторической роли Жанны д'Арк и послужили необходимым дополнением к этому выполненному на скорую руку исследованию.
Эта роль не была исключительной по своему характеру; подобные вещи происходили регулярно на церемониях коронации, которые всегда разделялись на два независимых друг от друга действия. В кафедральном соборе Реймса король всякий раз публично возобновлял договор, который Хлодвиг заключил со святым Реми от имени независимых городов и христиан Галлии. На эту церемонию не допускалось никакое другое знамя, кроме орифламмы, обозначавшей объединение высших классов, или Договор (Baille).
Сельские жители, бывшие в те времена почти все язычниками и находившиеся под прямым управлением короля, заключали с меровингским принцем особенный договор, который, поскольку все они находились вне церкви, и не утверждался ею. Для делегатов со стороны крестьянства и простолюдинов король давал ужин; предполагалось, что король будет облачен в особый костюм, в котором важная роль отводилась исподнему белью, отсюда — знаменитые куплеты о короле Дагоберте.
Большинство сельских корпораций имели связи с угольной индустрией, в те времена снабжавшей кузнецы; отсюда общее для всех этих корпораций название карбонариев. Самыми известными были корпорации Шампани, Бургундии, Морвана и Бурбона. Каждая из них предоставляла один из предметов костюма короля.
За корпорацией оружейников из Лангре, славившейся своей закалкой стали, оставалось право изготовлять оружие для своего повелителя. Его вооружение состояло из кинжала, или топора (brand или bran), широкого прямого меча, который на ужине, разумеется, оставался в изящных ножнах, украшенных прекрасным цветком. Таков меч, принадлежавший, как считается, Карлу Великому, который можно увидеть в Лувре. Этот цветок назывался «Брандели» — Brand lys или Brande lys (цветок вереска, хотя буквально это выражение можно прочесть как «лилия Врана»).
Во всех древних религиях меч вместе с ножнами и с острым лезвием рассматривался как символ божества-андрогина, олицетворяющего собой пробуждение природы, или солнце Рождества. Поэтому цветок Брандели соответствовал девушке, одетой как мужчина (дева-мужчина) в цвета знамени простого народа, или в цвета «босеана», в коричневое и белоснежное (brun et lys), то есть в черное и белое. Брандели служил знаком передаваемой королю тайны карбонариев, закалявшим стальной меч, опуская его в воду, и вручавшим королю кинжал или топор, символ верховной власти в лесах. На их арго королевский кинжал (royal coin) произносился как «арлекин» (arle quin), и уже во времена этрусков легендарный персонаж под этим именем, в характерных пестрых одеяниях, символизировал принца кельтов, вооруженного военным топором, называемым кельтским. Известно, что сохранился обычай затачивать деревянную саблю в воздухе.
