на очень древние связи с культом Квинты. Карфагеняне называли этот город Кинон (Qinon). Кинон (от Kyn- aein) можно прочитать как «источник собаки» (chienne), подобно тому, как Авиньон (Ave-aein) можно перевести с греческого как «источник свиньи». На его медальонах можно обнаружить голову этого животного, иероглиф, обозначающий влажное начало, от которого французский язык позаимствовал слово «вода» (eau). Кинон и Авеон олицетворяли собой два противоположных начало, воду и жару.
Имя Рабле, так же, как и имена Бисмарк, Квин, Мермиллод, Койхаун и многие другие, заимствованы из иерархий лунного и солнечного культов. Корпорация сапожников (robellnneurs) представляла горожан, тогда как башмачники (esclopins) объединяли все лесные корпорации, для которых плотник, или каретник, оказывался естественным покровителем. Слово ребул (reboul) на арго означало «старый башмак» (reboui). Нам неизвестно происхождение этого слова, о котором можно сказать лишь то, что оно очень древнее. На картинке под номером CXIV из «Шутовских песен» Рабле, где он предстает в облике матери аббатисы (mere abbesse), или марабита (marrabais), бросается в глаза огромный ботинок, в котором можно увидеть специальный иероглиф для обозначения его имени. Это общество марабитов, которых Рабле так часто упоминает, процветало в Шиноне, но сам Рабле в нем никогда не состоял. Он принадлежал к партии фанфрелушей (fanfreluches, побрякушки), или сыновей Девы. Это достаточно прозрачный символ Христа, родившегося в гробнице, от вечной девственницы. Слово фанфрелуш имело еще одно, более точное значение, которое указывало на дровосеков из леса Лошэ (Loches). Слово «локос» переводится с греческого как «роженица», а город Лош расположен к востоку от Шинона. Оба города приналежали к одному округу друидов, в котором происходит действие «Гаргантюа и Пантагрюэля». В Лошэ царствовал Грангузье, в Шиноне — Пантагрюэль. Что касается Гаргантюа, то, согласно местным традициям, он правил и в Ниоре и в Люконе, и, кроме того, он был очень популярен в Турене, Анжу и Пуатье. Его именем названы два местечка в Нормандии и Оверни, а также гора Гарганус, возле Неаполя. Этруски называли Гаргантюа Карканом, на греческом — Горгон; у христиан он стал святым Георгием. Пантагрюэль, если он не просто вымышленный Рабле персонаж, должен вести свою родословную от марабитов Испании. А его тюрингское имя было Витдегрен. Грангузье позже заменили Гулливером, Гиньолем или Футасноном. Втроем они составили законченную космическую триаду. В их генеалогии Рабле добавляет одну триаду за другой, некоторые имена этого генеалогического древа нелегко объяснить, за исключением тех, которые составлены из слов еврейского языка. Так, например, имя Аклебак воспроизводит на еврейском языке символ андрогина Гаргантюа. AKL, ВС можно перевести как «пиры и слезы». На значении этих имен и основывается сюжет поэмы. Каждое из них способно коротко передать идею той или иной главы.
Здесь следует особо отметить использование при изложении пифагорейской триады, а не тетрады. Готические композиции состоят из четырех персонажей, каждый из которых, будь он комический персонаж или серьезный, соответствует одной из четырех сторон света и одной из четырех хорошо известных в народе масок — Пьерро, или клоуну, Полишинелю, или Карабасу, воину Жилю, всегда убегающему с поля битвы, и Арлекину, или, точнее, Эллеквину, колдуну. Все четверо восходят к самой глубокой древности и, за исключением Жиля, всегда одетого по последней моде, сохранили свои первоначальные костюмы. Когда они сменяют комические маски на серьезные, их называют Сатурн, Юпитер, Арес и Гермес.
Рабле оставил двух персонажей, Марса, олицетворявшего войну, и Сатурна, олицетворявшего победу и мир, объединяющихся в лице третьего, одновременно и воинственного и мирного, главная роль которого заключается в том, чтобы воздавать по справедливости двум оставшимся героям. Поэтому он носит греческое имя Гаргантик и карает представителей тех двух классов, которые Прудон на языке своей экономической теории назвал потребителями и производителями. Само собой разумеется, что Рабле обещает нам раскрыть в своей книге высочайшие секреты и леденящие душу тайны, касающиеся не только религии, но и политической и экономической жизни. Мы увидим, что он выполнил свое обещание.
Мирные классы были представлены символом голубки или голубя (Colomb), это слово писалось как colon, то есть поселенец, селянин, деревенский житель. Класс воинов носил имя фальконов, или ястребов (faucon). В популярных фарсах женская ипостась Пьерро — это Коломбина, да и сам он, одетый в платье с огромными рукавами, подражает движениям голубя, стремящегося взлететь. Костюм Арлекина такой же пестрый, как у хищной птицы; он все время точит свою саблю и грабит бедного селянина.
Католицизм, прямой наследник традиций Мария, всегда основывался на принципе мира и всегда ставил голубя выше ястреба, способствуя торжеству первого над вторым там, где это удавалось. Маззини не сомневался в том, что до XIV века папство выступало главным гарантом всех свобод, и поэтому считал, что его историю, чье написание диктуется либо стремлением угодить власть предержащим, либо невежественным материализмом, необходимо переписывать заново. В этом отношении никто не предоставит историкам будущего больше материалов, чем Рабле, переведенный на язык, понятный для всех; но это, без всякого сомнения, работа для нескольких поколений исследователей. В ожидании этого вот что нам пока удалось извлечь из этого совершенно нетронутого месторождения: «Возвращаясь к нашим баранам, я должен сказать, что по великой милости божией родословная Гаргантюа с древнейших времен дошла до нас в более полном виде, чем какая-либо еще, не считая родословной Мессии, но о ней я говорить не намерен, ибо это меня не касается, тем более, что этому противятся черти (то есть, я хотел сказать, клеветники и лицемеры). Сия родословная была найдена Жаном Одо
Этот пассаж является одним из наиболее типичных образцов гримуара, чаще всего используемого Рабле. Слова, которые мы написали курсивом, представляют собой что-то вроде ячеек утопленной в воде сети, которую следует вытащить из этого текста с помощью рифмы и созвучий на букву L, обозначающих окончание стихотворной строфы. Для современников Рабле не составляло большого труда прочитать такого рода произведения, но теперь, спустя более чем три века все обстоит, к сожалению, уже не так просто. Однако если не упускать пойманную ниточку, то она сравнительно легко приведет нас к желаемому результату. Поскольку здесь мы видим важный для наших целей образец Языка Птиц, то приведем то, что получилось, слово в слово:
Это следует читать:
