«Живой и зрячий, я желаю наслаждаться своей славой; слава мертвого остается только в том, что им написано, или сделано». Другими словами, в царство воспоминаний, если это возможно, следует взять с собой только приятное.
Его друг Бонавентура Десперьер был секретарем королевы Наваррской, и служил посредником в ее отношениях с Рабле. Он не был ученым такого же высокого уровня, как его два знаменитых друга. Но он был очень хорошим рассказчиком, и его забавные истории радовали маленький беарнский двор. За свой религиозный радикализм, превосходивший радикализм лютеранских течений, которые его блестящая покровительница ввела в Телемской обители, он был уволен и вскоре опубликовал свою книгу «Cymbalum mundi», в которой насмехался в равной степени и над протестантизмом, и над католицизмом. Эта книга вышла в свет в 1537 году под псевдонимом Томас Клавье и была сразу же запрещена, а ее автор, оставленный всеми своими друзьями, умирающий от голода, бросился на шпагу.
В таком окружении знаменитых бунтарей и для этого окружения Рабле и издал свою «Повесть о преужасной жизни великого Гаргантюа», которая имела огромный успех. Этот успех побудил одного плагиатора опубликовать ее продолжение. Тогда подлинный автор изменил свои планы и издал Пантагрюэля, где серьезное было скрыто под маской смешного, а затем переделал первую книгу таким образом, чтобы она гармонично сочеталась со второй. Эта книга — единственная, которая, как мы видим, подписана двойным псевдонимом Алькофрибаса Назье и Жана Люнеля; это указывает на две совершенно различные руки. Жан Люнель должен был быть маской королевы Наваррской или ее секретаря Бонавентуры Десперьера; напротив, не было ничего более близкого католицизму, чем светлая солнечная маска Алькофрибаса Назье.
Выражение AL.COFR.IBAS в классическом древнееврейском означает «Бог, прощающий грешников», а слово Назье (NASIER) буквально означает «посвященный», а конкретнее — «назареянин», или «христианин». Здесь нет места для возможных двусмысленностей. Рабле не перестал быть монахом,
В «Истории карикатуры» Шамфлери, на страницах 71 и 207, можно натолкнуться на весьма непочтительный перевод во французском ребусе двух еврейских слов, AL COFR, Бог-искупитель. Все эти неизбежные уточнения естественным образом подводят нас к объяснению нескольких событий, полезных для понимания смысла книги, несмотря на то, что их подлинность может быть поставлена под сомнение.
В 1536 году, то есть после публикации первых двух книг Пантагрюэля, Рабле отправился в Рим и получил от папы Павла III разрешение перейти из ордена францисканцев в орден бенидиктинцев, который в большей степени удовлетворял такого ученого, как он. Его памфлеты произвели невероятный шум, однако Церковь не нашла в них ничего оскорбительного.
В 1537 в Париже он присутствовал на пиру, данном в честь Доле, который избежал обвинения в убийстве. Среди гостей находились Гильом Буде, католик; Беро, протестант и наставник трех братьев из Шатильона; Одэ, будущий кардинал; Гаспар де Колиньи и Андре д'Андело; Данэ и Туассан, знаменитые знатоки классической древности; Сальмо, писавший на латыни поэт, Николя Бурбон, наставник Жаны д'Альбер; Вульте, Маро и, наконец, сам Рабле.
Это собрание дает представление о мере терпимости в среде ученых того времени. Именно Павла III имели ввиду на пародийных дебатах по поводу целования папского мула. Известно, каким был на этих дебатах ответ Рабле; этот ответ включал в себя объяснение девиза, который можно увидеть на колоннах собора Святого Петра. Голубь, роняющий из клюва оливковую ветвь, что на старо-французском языке произносилось как «colon bas eleverai». Это и есть главная идея первой книги Пантагрюэля, и мы вернемся к ней в нужное время и в нужном месте.
Папы того времени не опасались, что какие-либо непристойные выпады нанесут ущерб ортодоксии. Только папа Сикст V был совсем другим. Павлу III шутки Рабле пришлись по вкусу, так как он предоставил веселому жителю Турени все, что тот пожелал.
Рабле вернулся в Рим после отравления Дофина, с особым поручением самого Франциска Первого. Именно во время этого второго визита папа спросил его о том, какой милости он ожидает, и Рабле ответил: «Наш святой Отец, я француз из маленького городка по имени Шинон, который находится под властью охапки хвороста. Там уже сожгли много добрых людей, в том числе и моих родственников; если Ваше Святейшество отлучит меня от церкви, то меня никогда не сожгут».
Эту странную просьбу папа понял верно, поскольку она содержала в себе одно из слов тайного пароля католиков, намекающее на странный и смешной праздник, отмечавшийся ранее в Риме в конце Страстной недели. Она дает объяснение некоторым пассажам из первой книги Пантагрюэля, в частности, того, где рассказывается, как был повешен монах Жан Зубодробитель. Надеюсь, меня простят, если я немного задержусь на этом.
Вот что говорит Амати в своей книге «Пролегомены к римской библиографии», том I, 1880 года издания: «Рано утром в субботу, облаченные во все белое священники, восемнадцать дьяконов звонили в колокола, и весь народ отправлялся в приходскую церковь. Людей встречал капеллан, одетый в тунику, или рубашку, в венке из цветов корнулы, и держащий в руке финоболу. Это был музыкальный инструмент, представлявший собой согнутую бронзовую трубу с многочисленными колокольчиками. Во главе с капелланом и прислужниками священника вся процессия из простого люда и священнослужителей отправлялась затем в Латран и останавливалась только для того, чтобы подождать папу в
Папа, предупрежденный, что народ прибыл, спускался к месту, где должны были отмечаться
Капеллан, которого называли ряженым, оказавшись в центре круга, исполнял танец под звуки финоболы, покачивая при этом головой, увенчанной корнулами; когда песнопения заканчивались, один из архипресвитеров возвращался верхом на муле, посланном ad hoc, то есть самой курией, однако ехал он задом наперед.
На голове осла один из камердинеров папы придерживал чашу для подаяний. Как только позади оставались три ряда скамей в храме, архиепископ откидывался назад и, вслед за своими священниками, забирал из чаши те монетки, которые там оказались. Сделав это, архипресвитеоры стремились возложить к ногам папы свои венки, а архиепископ Санта-Марии в Виолате преподносил корону и лисенка, который убегал, так как не был привязан. Папа давал ему один бизантии, архипресвитер Санта-Марии из Аквиро преподносил ему в свою очередь венок и петуха и получал взамен бизантии и кварту (кружку в четверть литра). Всем другим священникам дьяконы папы разносили бизантии и его благословение.
Когда эта раздача благословений заканчивалась, капеллан, одетый так же, как и раньше, и приходские священники брали с собой святую воду, маленькие хлебцы, или cialdoni (пышки), называемые «небале», ветки лавра и, танцуя и играя на финоболе, отправлялись благословлять дома прихода, опрыскивая их ветками лавра, смоченными в воде. Священник приветствовал хозяина дома, опрыскивал комнаты водой из кропильницы, бросал в огонь ветви лавра, раздавал детям пышки.
При этом капеллан распевал варварскую песню:
