дама на данную тему не упражнялась. А хочется говорить только о хороших писателях, не делая скидку по половому признаку. Поэтому не станем касаться однополушарных авторесс типа Шэрон Грин. Первая персона по нашей части, безусловно, Урсула К.ЛеГуин. 'А она-то здесь при чем?' — спросите вы. А она, не нарушая, заметьте, привычной схемы 'мать-сестра-возлюбленная', значительно точнее указала на реальную социальную роль женщины. Позвольте еще раз процитировать общеизвестное: 'Интелектуальная сфера принадлежит мужчинам, сфера практической деятельности — женщинам, а этика рождается из взаимодействия этих двух сфер.' А во-вторых, она — автор 'Левой руки Тьмы', в пику которой было написано одно интересующее нас произведение. Речь идет о рассказе Джоаны Расс 'Когда все изменилось'. Но прежде — о самой Расс. У нас ее принято считать пламенной феминисткой. В своем творчестве она и вправду не успускает случая походя пнуть мужскую гордость. Один ее ранний рассказ с симптоматичным названием 'Синий чулок' (в первом издании — 'Авантюристка', что несколько более соответствует духу сюжета) начинается примерно так: 'Всем известно, что первый мужчина был сотворен из мизинца левой руки первой женщины… и с тех пор у женщины на левой руке только пять пальцев.' В быту же феминизм, похоже, ее, только забавляет, и сложившаяся в мире ситуация, при всех несправедливостях, вполне устраивает. (Здесь и далее цитаты из авторского предисловия Джоанны Расс даны в переводе Алексея Молокина по рукописи). Сам рассказ в его же переводе опубликован в сборнике 'Фата-Моргана 3'. Существует также перевод Игоря Невструева).
'Кажется понятным, что если и должен иметь место стандарт, устанавливающий необходимость существования двух полов, то он должен быть именно таким, какой мы знаем, а не противоположным.' Иное дело — литература как род современной мифологии. 'В НФ, как и везде, присутствует мифическое утверждение, что женщины по природе своей мягче мужчин, менее творческие, чем мужчины, менее развиты умственно, зато более хитрые, более трусливые, более склонны к самопожертвованию, более скромные, более материалистичные и бог знает что еще'. В действительности же 'все различие состоит в том, что женщины слабее мужчин физически и рожают детей.' По данному поводу вспоминается 'Левая рука Тьмы', вызывающая у Расс некоторые сомнения. Этот же роман, видимо, и дал толчок к написанию рассказа 'Когда все изменилось' (Ориг. назв. 'When It Changed') (получившего, кстати, 'Небьюлу' за 1972 г.)
Что мы видим? Нормальное, обычное общество. Не подарок — упоминаются поножовщина и промышленный шпионаж. Президентская форма правления. Частная собственность на землю (в рассказе фигурируют фермеры). А в целом — нормальный, обычный, несколько провинциальный мир. Одна только небольшая особенность — шестьсот лет назад здесь повымерли все мужчины (то есть выбран вариант 'а'). Но вот планета заново открыта. Реакция мужчин — радуйтесь, девочки, у вас снова есть мы! Реакция женщин — глухая, беспросветная тоска. И рука невольно тянется к винтовке(чуть было не написала 'к скальпелю'). Но нельзя. Нельзя. Против лома нет приема. Наступление мужчин не остановить. 'Потому что всему хорошему когда-нибудь неминуемо приходит конец'.
Не знаю, вдохновил ли этот рассказ в свою очередь Джеймса Типтри-младшего на написание повести 'Хьюстон, Хьюстон, как слышите?' (Ориг. назв. 'Huston, Huston, Do You Reed?'), но весьма на то похоже. История Элис Шелдон, в свое время капитально наколовшей американскую НФ-общественность, достаточно хорошо известна, и я не собираюсь ее пересказывать. Обратимся к повести 'Хьюстон…' Там та же ситуация, что и у Расс, только вывернутая наизнанку. Корабль с американскими астронавтами в результате космического катаклизма переносится на несколько столетий в будущее. Тем временем Земля тоже 'ушла лет на триста вперед по гнусной теории Эйнштейна', и корабль стыкуется с космической станцией, где обитают одни женщины. Ибо опять произошел вариант 'а'. И не на Валавэй какой-нибудь заштатной, а на Земле. И что? А ничего. Жизнь течет своим чередом — нормальная, полноценная жизнь. Прогресс, правда, немного замедлился, поскольку население вообще резко сократилось. Зато воздух чистый, войн нет, как и перенаселения… Да и наука не стоит на месте — вот, космические исследования продолжаются. Реакция мужчин — психозы с амплитудой от воинственно-сексуального до воинственно-религиозного. Реакция женщин — холодный, чисто научный интерес, смешанный с брезгливостью — надо же, оно еще и разговаривает!
Короче, и мужчины, и дамы согласны в одном — убери мужчину из мира, и мир не рухнет. Разница только в том, что мужчины утверждают, будто в качестве подпорки от крушения понадобятся разные формы угнетения, а женщины что в принципе ничего не изменится. Ах, да — замедлится прогресс. Ну так видали мы его, процесс этот, во всех видах…
Что же — женщины тем самым льют воду на мельницу интуитивных мужских страхов, подтверждая, что те вовсе не необходимы, чтоб существовала жизнь? 'Скрипач не нужен?'
И тут невольно по аналогии с 'Улиткой', с которой и начался разговор, приходит на память другой рассказ Джеймса Типтри-младшего, alias Элис Шелдон — 'Мушиный способ' (Ориг. назв. 'The Screwfly Solution'). Сюжет — мужчины получают божественное откровение: женщина — грязь, сосуд греха, всех женщин нужно уничтожить, а после мужчинам сообщат о новом, чистом способе размножения. И пошло… Тут уж действительно 'во имя идеи уничтожается половина населения' — и не оставляется на произвол судьбы, а вырезается от мала до велика.
Героиня — вероятно, последняя оставшаяся в живых женщина (ее муж убил малолетнюю дочь, а затем, в момент просветления, наложил на себя руки), скитаясь по лесам в ожидании голодной смерти, понимает, что 'откровение' было провокацией хитрых инопланетных захватчиков. Вместо того, чтобы отравлять вполне приличную планету радиоактивными либо химическими осадками, не проще ли лишить человечество способности к воспроизведению и оставить его тихо вымирать? Так вот, она не ищет единомышленниц, не призывает к сопротивлению, не хватается за скальпель, не мстит бедным обманутым мужчинам. Она их жалеет. Мы вас жалеем, господа.
Успокойтесь.
Михаил Нахмансон
Слово в защиту Филипа Фармера
В заголовок вынесено только имя Филипа Фармера. Но только ли Фармер унижен, поруган и оскорблен? То же самое можно сказать о Фрице Лейбере, Гарри Гаррисоне, Айзеке Азимове, Роберте Асприне, Андре Нортон и многих, многих других. Из перечисления этих имен ясно, что ниже пойдет речь о фантастике; но в других коммерческих жанрах — детектив, триллер, эротический роман — дела порой обстоят столь же печально.
Впрочем, я не собираюсь объяснять читателям разницу между хорошим и плохим переводом; этот вопрос представляется очевидным и не требующим комментариев. Гораздо интереснее порассуждать об англо-американской фантастике как таковой, о ее переложении на русский язык, о трудностях и особенностях этого процесса, об отношениях с издателями. Если при этом мне удастся реабилитировать того или иного несчастного автора, я буду считать свою задачу выполненной. В массовых масштабах подобным восстановлением 'чести и достоинства' занимаются несколько издательств фантастики — например, 'Мир', 'Полярис' и 'Тролль', — чьи усилия не могут не вызывать уважения.
Собственно говоря, меня подвигли написать эти заметки два материала, опубликованных в 'Книжном обозрении': письмо читательницы О.Розановой из Смоленска ('У 'Северо-Запада' хорошие переводчики', 'КО' #32) и статья Сергея Белова 'Почем высокое искусство? Художественный перевод и книжный рынок' ('КО' #34).
Сначала о письме Розановой. Мне бесконечно дорого ее доброе мнение о нашей работе — тем более, что она упоминает о книгах 'Дока' Смита, перевод которых отнял немало сил. Однако уважаемая читательница допустила неточность: четырехтомник 'Дока' Смита выпущен не 'Северо-Западом', а петербургским издательством 'Спикс', что и помечено на титуле книги; правда, он вышел в 'северо- западном' супере.
Но столь ли существенна эта ошибка? Для меня важнее другое: если читатель — высший судья! — оценил наш труд, значит, я получаю моральное право несколько подробнее ознакомить его с нашей переводческой 'кухней'. Итак, пусть те, кому понравился Эдвард Элмер Смит, читают эти заметки дальше — их ждет нечто забавное.
