работал. У него было Дело.
Виталий Иванович…
Редактор отбирающий в океане рукописей то, что что может пригодиться его журналу или пойти в сборники. Шелест страниц, болящие от чтения глаза — работа, работа, работа… И нервотрепки, когда приходится доказывать очевидное, защищать, отстаивать, пробивать…
Один из устроителей торжественного празднества — худенький, скромный и незаметный, радующийся за каждого лауреата, — пусть даже сам он предлагал и отстаивал кандидатуру другого, более достойного…
Фэн среди фэнов, многие из которых и познакомились-то здесь, на 'Аэлите' — то есть, благодаря ему… И публикации в 'Следопыте' клубных материалов… И викторины, с которых и начался наш фэндом…
Книголюб и книговед — в библиотеке, книгохранилище, архиве, частной коллекции. И опять — работа, работа, работа…
И так всю жизнь, всю нашу проклятую и счастливую жизнь…
Все меньше и меньше их остается — уже даже не 'дедов', а 'отцов' и 'старших братьев' наших по фантастике. Все длиннее мартирологи.
Вот и еще одна строчка…
НОВЫЕ СТРОКИ ЛЕТОПИСИ
Аэлита-94
C 20 по 22 мая в Екатеринбурге состоялся очередной фестиваль фантастики 'Аэлита-94'.
Лауреатом премии 'Аэлита' этого года стал Геннадий Мартович ПРАШКЕВИЧ за цикл 'Шпион', в который на настоящий момент входит пять повестей, опубликованных в сборниках и журналах. Комментарии излишни.
Приз 'Старт' за лучшую дебютную книгу на этот раз получил Андрей ЩЕРБАК-ЖУКОВ за сборник 'Сказки о странной любви'. Впервые в истории отечественных призов автор получает крупную литературную премию за публикацию в любительском издании (книга вышла тиражом 510 экземпляров).
Приз имени И.Ефремова в этом году не вручался — не удалось найти спонсора, который бы его профинансировал.
По сообщениям разных источников, во время 'Аэлиты' были проведены семинары фантастоведения, фэн-прессы, библиографии, ролевых игр и начинающих авторов.
Все было, в общем-то, как в старые добрые времена… Только народу заметно поменьше.
Инфляция…
Беляевская премия-94
Владимир МИХАЙЛОВ (Москва)* — за трилогию 'Капитан Ульдемир' (в связи с выходом заключительного романа 'Властелин');
Андрей ЛАЗАРЧУК (Красноярск)* — за сборник повестей и рассказов 'Священный месяц Ринь';
Александр ЩЕРБАКОВ (Санкт-Петербург) — за перевод романа Роберта Хайнлайна 'Луна жестко стелет';
Лев МИНЦ (Москва) — за научно-художественную 'Индейскую книгу';
Юлий ДАНИЛОВ (Москва) — за перевод книги Георгия (Джорджа) Гамова 'Приключения мистера Томпкинса';
ИЗДАТЕЛЬСТВО 'СЕВЕРО-ЗАПАД' — за серию отечественной фантастики.
ЖЮРИ: Андрей Балабуха, Александр Бранский, Анатолий Бритиков, Лемир Маковкин, Борис Романовский.
* В этом году вручались две премии в категории отечественная фантастика: так как было решено не присуждать премию по категории критика и публицистика ввиду отсутствия достойных кандидатов.
C. Бережной. 'Миры великой тоски' (о творчестве А.Лазарчука)
Миры рождаются по-разному.
Одни возникают в затмевающей реальность грандиозной вспышке вдохновения. Истинная их жизнь коротка — такой мир успевает лишь бросить тусклый отблеск на бумагу — и погибает.
Другие миры строятся долго и старательно: от аксиом к теоремам, от теорем — к их следствиям, загромождая бумагу гробами лишенных жизни слов.
Третьи миры рождаются от великой тоски. Просто взлетает однажды разрываемая скорбью и печалью душа в сырое небо…
'Почему мир несовершенен, Господи?..'
Бог знает — почему; знает, но не говорит.
И душа, так и не дождавшись ответа, возвращается в тело, стоящее в очереди за молоком.
Мир рождается в момент воссоединения души с телом. Мир, возможно, еще менее совершенный, чем мир реальный. Пусть так. Но одному-единственному человеку в нем дано не стать подонком. Или он может уклониться от направленной в него пули. Или способен понять несовершенство своего мира…
А мир, осознавший свое несовершенство, рождает следующий.
И так — до бесконечности.
Андрей Лазарчук вовсе не собирался становиться Создателем Несовершенных Миров. Когда он писал 'Тепло и свет', 'Середину пути' и другие притчи, — а это было адски давно, в начале восьмидесятых, — он лишь выплескивал из себя скопившуюся в душе тягостную накипь обыденности. Она была невероятно мерзка, эта накипь. Она заполняла, топила в себе каждый созданный мир. Она чувствовала себя в своем праве.
Но в рожденном мире немедленно появлялся человек, к которому эта мерзость не липла. Рыцарь. Мастер. Творец. Он не пытался вступить в борьбу с накипью. Он просто был способен ее осознать, увидеть — и отделить от мира. И его мир не то чтобы очищался — он чувствовал себя чище…
Невозможно возродить погибший в ядерном пламени сказочный мир ('Тепло и свет'), но можно создать в глубоком подземном убежище искусственное Солнце, которое будет разгораться от любви одного человека к другому. Разве для тех, кто остался в живых, мир не станет от этого хоть немного прекраснее?
Человек не в силах преодолеть несовершенство мира. Провозглашение этой цели — всегда ложь. Пусть прекрасная, как Царствие Небесное, пусть логичная, как Утопия, пусть научная, как Коммунизм — но все-таки ложь.
И не бороться с несовершенством мира — немыслимо. Антиутопии никогда не рисуют будущее — лишь настоящее. То настоящее, которое необходимо свернуть в рулон и навсегда замуровать в прошлом. То настоящее, с несовершенством которого должно бороться. То настоящее, которое не имеет будущего.
Андрей Лазарчук не писал ни утопий, ни дистопий. Это было для него лишено интереса. Действие его
