Время шло, я названивал в Ставрополь. 'Редактируем,'- отвечали мне — и с каждым разом все менее и менее бодро. Так прошел целый год. Под конец мне это надоело. 'Очевидно, они ничего не сделают, — подумал я. — Издательство бедное, слабое… Куда им в нынешнем хаосе!' Тем более, что и сами ставропольцы все время говорили о значительных трудностях и бесконечных препятствиях…
Потом я узнал, что 'Кавказская Библиотека' предложила 'Северо-Западу' сотрудничество в работе над моей книгой, однако соглашение заключено так и не было (хотя я в декабре 1992 года письменно просил директора 'Кавказской Библиотеки' найти компромисс). 'Северо-Запад' предлагал крупные отступные, но…
Короче, к концу 1992 года я был твердо убежден, что дело с изданием заглохло окончательно. Не изменил моего мнения и приезд в Петербург В.Д.Звягинцева. Он лишь показал мне несколько сделанных художником неплохих иллюстраций, однако я не помню, чтобы Василий Дмитриевич говорил что-то конкретное о перспективах. За собой я числю один-единственный грех: во время этой встречи со Звягинцевым не расставил всех точек над 'i'. И, когда он предупредил меня, чтобы я не обращался в 'Северо-Запад', я не нашел в себе сил сказать: 'Нет, я свободный человек и отдам рукопись туда, где ее издадут'. Я кивнул. Я согласился. И это — моя вина. Частично искупить ее я мог одним-единственным способом — что и сделал впоследствии, не приняв денег от 'Кавказской библиотеки'. И 14 января 1993 года я отнес рукопись в 'Северо-Запад'. К тому времени я даже бросил звонить в Ставрополь, и лишь много позже узнал, что в те дни рукопись как раз готовилась к сдаче в набор; и она была сдана — 17.01.93 года. Я об этом, повторюсь, в январе 93-го так и не узнал.
Вот, собственно, и все. Сам Василий Дмитриевич укоряя меня, ставил в вину лишь то, что я не предупредил его о своем решении передать рукопись в другое издательство. Возможно, в этом случае я и впрямь чересчур уж придерживался текста договора, но это было продиктовано эмоциями. На мое письмо ответа так и не пришло, достоверной информации не было. И я разозлился. 'Не можете издать — и Бог с вами!' — решил я тогда…
Конец истории известен. Сам Василий Дмитриевич в блистательной речи перед руководством 'Северо-Запада' заявил, что я все равно не имел никакого права никуда ничего передавать. Правда, формально я тоже мог кое к чему придраться, к вещам типа отсутствия моего письменного одобрения редактуры и оформления… Стороны договорились не судиться. Пусть издания конкурируют между собой…
Такова истина. В заключение скажу лишь, повторяясь, что от предложенного мне в декабре 1993 года В.Д.Звягинцевым гонорара в один миллион рублей за первый изданный ими том я отказался.
Кстати, о 'сумасшедших деньгах', за которые Перумов перепродался 'Северо-Западу'. У нас с Бережным челюсти отвисли, когда мы узнали сумму гонорара за 'Кольцо Тьмы'.
Триста баксов за двухтомник объемом в шестьдесят четыре листа, с визгом разошедшийся тиражом в сто тысяч…
Сергей Переслегин
'Лефиафан', Бывший 'Фатерланд', или Повторение Пройденного
Перумов, Ник. Эльфийский клинок. Эпопея 'Кольцо тьмы'. Том 1 — СПб.: Северо-Запад, 1993.- 736 с.
Перумов, Ник. Черное копье. Эпопея 'Кольцо тьмы'. Том 2 — СПб.: Северо-Запад, 1993.- 896 с.
'Hа постройку гиганта пошло 34500 тонн стального проката, 2000 тонн отливок, 2000 тонн чугуна, 6500 тонн дерева. (…)
Эти могучие трехпалубные суда валовой вместимостью свыше 50.000 рег.т. подавляли своими размерами, массивностью, тяжеловесностью и внешне напоминали каких-то допотопных динозавров.'
Знаменитые тексты Дж. Р.Р.Толкиена продолжают свои странствия в информационном пространстве России, порождая новые и новые толкования. Вслед за песнями и стихами, играми и пародиями наступила очередь Больших и Серьезных (по крайней мере, в представлении авторов) книг.
Роман H. Перумова 'Нисхождение тьмы или Средиземье 300 лет спустя' не только издан весьма известным издательством ('Северо-Запад'), но и был включен в номинации премии 'Интерпресскон': нашлись, следовательно, люди, считающие эту книгу лучшим фантастическим произведением 1993 года. Так что, внимания это объемистое творение заслуживает.
Зачем пишутся продолжения?
Наверное, прежде всего из любви к исходному тексту, его миру и его героям, из желания любимы средствами и почти любой ценой продлить им жизнь. Жизнь — потому что, как правильно заметила Ольга Ларионова 'Конец — это вовсе не обязательно трагическая развязка: пиф-пиф или десертная ложка яду. Конец — это даже тогда, когда 'они поженились и жили долго и счастливо'. (Рассказ 'Вернись за своим Стором'. Сб. 'Кольцо обратного времени')
Увы, чаще всего это благое начинание приводит лишь к появлению убогого Отражения исходного текста. Тени, в которой, как в зеркале Тролля, исчезают все достоинства оригинала и вырастают до неправдоподобных размеров его недостатки.
Исключения бывают, когда удается найти совершенно новый взгляд, ракурс, иную сторону реальности. Hо люди, способные к этому, обычно, создают оригиналы, а не подражания. (Хотя, в какой-то мере 'Доверие' В. Рыбакова можно рассматривать, как продолжение 'Возвращения' и 'Туманности Андромеды', а 'Рыцарей 40 островов' С. Лукьяненко, как продолжение романов В. Крапивина.)
Поставим простой вопрос: что нового по сравнению с Дж. Р.Р.Т. сказал H. Перумов в своем романе, вдвое превосходящем по объему отнюдь не лаконичный текст профессора?
Толкиен создал мир Средиземья. Мир, в котором могут жить не только литературные герои, но и реальные люди, мои друзья. Перумов развивает и реконструирует этот мир. Бильбо вышел из Хоббитании в Эриадор. Фродо дошел до Ородруина. Арена деятельности Фолко — все Средиземье. И, естественно, с увеличением размеров мира возникло новое качество… И не одно.
Умный Оккам просил 'не измышлять новых сущностей (структур) без крайней на то необходимости'. Перумов, однако, последовал не ему, а М. Муркоку, который в 'Хрониках Корума' всякий раз разрешал ситуационный конфликт появлением новой Силы, превосходящей по своим возможностям обе конфликтующие стороны.
Черные гномы, создавшие подземную технологическую цивилизацию, рядом с которой могучие армии Олмера выглядят не более внушительно, чем 1100 ахейских кораблей под Троей рядом с ударным авианосцем. Серединное королевство, собирающееся — 'ради предотвращения Дагор-Дагората и только поэтому' — объявить войну соединенным силам Валар и Мелькора. Золотой Дракон. Неисчислимые множества перворожденных эльфов у вод Пробуждения — некогда они в одиночку отбились от самого Темного Властелина. Неужели Перумов не замечает, что так 'развивая' толкиенский мир, он вольно или невольно девальвирует подвиги и свершения не только своих (это в конце-концов его дело), но и толкиенских героев?
Толкиен создал мир, в котором вели борьбу между собой Абсолютное Зло и относительное Добро, мир, где мог существовать однозначный нравственный выбор. С тех пор прошло пятьдесят лет, и мы поняли, что Абсолютное Зло — абстракция, столь же бессмысленная, как и абсолютное добро. Перумов действует в рамках этой — современной — этики. И это было бы прекрасно, если бы нравственное чувство героев соответствовало хотя бы толкиенским — устарелым! — стандартам.
Толкиен был противником всякого суперменства (о чем не вредно бы вспомнить 'толкиенутым' игровикам из числа любящих бить 'врага' с размаху, двуручным мечом и, желательно, в спину). Hе воины, такие как Боромир, Арагорн, или Эовин — Хранитель Фродо, почти не обнажающий меч, становится главным героем трилогии.
