[83]]. Если зимние непогоды обыкновенно происходят из порядка времен, то почему в этом месте непогоды поставляются в числе знамений кончины мира, если не потому, что Господь предсказывает о таких непогодах, которые отнюдь не будут следовать порядку времен? — Ибо то, что происходит по установленному порядку, не есть знамение; но непогоды причисляются к таким знамениям, которые расстроят самый установленный порядок времен. — Это и мы недавно видели на опыте, потому что видели все летнее время превращенным в зимние дожди.
2. Поскольку же это зависит не от несправедливости Наказывающего, а от виновности наказуемого мира, то дела нечестивых людей выставляются на первый план, когда говорится: прежде же сих всех возложат на вы руки своя и ижденут, предающе на сонмища и темницы, ведомы к царем и владыкам, имене Моего ради. Ясно Он говорит, как бы так: «Сперва смущаются сердца человеческие, а потом стихии для того, чтобы при нарушении порядка вещей ясно было видно, за что делается такое возмездие». Ибо хотя кончина мира должна зависеть от самого порядка его, однако же Он, открывая всех расстроивателей его, которые достойно падут под развалинами его, присовокупляет: ведомы к царем и владыкам имене Моего ради. Прилучится же вам во свидетельство. Кому же именно во свидетельство, если не тем, которые или, преследуя, убивают, или видя (убивающих), не останавливают? Потому что смерть праведных для добрых служит пособием, а для злых свидетельством, для того, чтобы развращенные без извинения погибали по той же причине, по которой избранные заимствуют пример для жизни.
3. Но вы слышите, что от стольких страхований могли смутиться сердца слабых, и поэтому присовокупляется утешение, когда тотчас после этого говорится: положите убо на сердцах ваших, не прежде поучатися отвещевати. Аз бо дам вам уста и премудрость, ейже не возмогут противитися или отвещати вси противляющиися вам. Ясно Он слабым Своим членам говорит как бы так: «Не страшитесь и не бойтесь; вы в сражение вступаете, но ратующий — Я; вы произносите слова, но говорящий — Я». Далее следует: предани же будете и родители и братиею и родом и други; и умертвят от вас. Меньшую скорбь причиняют бедствия, наносимые отвне. Но более несносны для нас мучения, претерпеваемые от тех, в добром расположении которых мы были уверены, потому что со вредом телесным нас мучат несчастья потерянной любви. Поэтому–то Господь об Иуде–предателе говорит через Псалмопевца: аще бы враг поносил ми, претерпел бых убо: и аще бы ненавидяй мя на Мя велеречевал, укрыл бых ся от него. Ты же, человече равнодушне, владыко мой и знаемый мой, иже купно наслаждался еси со мною брашен: в дому Божии ходихом единомышлением (Пс.54:13 и след.). И опять: человек мира моего, на негоже уповах, ядый хлебы моя возвеличи на мя запинание (Пс.40:10). Ясными словами Он говорит о предателе как бы так: «Предательство его тем чувствительнее было для Меня, чем яснее Я сознавал, что переношу его от того, кто по видимому был Моим». Итак, поскольку все избранные суть члены Верховной Главы, то и в страданиях последуют Главе своей, так, что в смерти своей чувствительно признают врагами тех, о жизни которых предубеждены были, и награда за их страдания тем более увеличивается, чем более прибыток подвига их произошел от предательства посторонней любви.
4. Но поскольку скорбно то, что предсказывается о смерти, то непосредственно присовокупляется утешение о радости воскресения, когда говорится: влас главы вашея не погибнет. Мы, братие, знаем, что тело от усечения болит, а волос не болит от усечения. Итак, Он Своим Мученикам говорит: влас главы вашея не погибнет, ясно говоря именно так: «Почему вы боитесь, дабы не погибло то, что болит от усечения, когда на вас не может погибнуть даже то, что не болит от усечения?» — Далее следует: в терпении вашем стяжите души ваша. Стяжание души полагается в добродетели терпения потому, что терпение есть корень всех добродетелей и страж их. Но терпением мы стяжеваем души наши потому, что, научаясь владычествовать над самими собою, мы начинаем стяжать то самое, что — мы. Но терпение состоит в том, чтобы несчастья, наносимые отвне, терпеть равнодушно и не иметь никакой досады на того, кто делает нам зло. — Ибо тот, кто переносит обиды от ближнего так, что, скорбя, молчит и отыскивает время достойного возмездия, не имеет терпения, но только показывает вид его. Потому что написано: любы долготерпит, милосердствует (1 Кор.13:4). Ибо долготерпеливая любовь состоит в том, чтобы переносить посторонние оскорбления, а милосердствующая — в том, чтобы любить даже тех, от которых терпит. Поэтому–то Истина от Самой Себя говорит: любите враги ваша, благословите кленущия вы, и молитеся за творящих вам напасть и изгонящия вы (Мф.5:44, Лк.6:27). Итак, она есть добродетель — пред людьми, состоящая в том, чтобы терпеть врагов, — а пред Богом — в том, чтобы любить их; потому что Бог приемлет только то жертвоприношение, которое пред очами Его на алтаре добродетели воспламеняет пламя любви.
5. Но надобно знать, что мы большей частью кажемся терпеливыми потому, что не можем воздать злом за зло. Но кто не воздает злом за зло потому только, что не может, тот, без всякого сомнения, не есть человек терпеливый, потому что терпение состоит не в проявлении, а в сердце. Пороком же нетерпеливости расстраивается самая питательница добродетелей — разумность. Ибо написано: долготерпелив муж мног в разуме (Притч.14:29). Следовательно, тем менее является кто–либо разумным, чем менее бывает терпелив. Ибо он не может истинно настоять в научении добру, если в жизни не умеет равнодушно переносить оскорблений со стороны других. А как высока добродетель — терпение, опять показывает Соломон, говоря: лучше муж долготерпелив, паче крепкаго, удерживаяй же гнев, паче вземлющаго град (Притч.16:32). Итак, завоевывать города есть меньшая победа, потому что завоевываемое вне нас. А большая состоит в том, что побеждается терпением, потому что дух побеждается сам от себя и подчиняет сам себя самому себе, когда терпение ниспровергает его до уничижения терпеливости. Но надобно знать, что большей частью обыкновенно случается с терпящими, что они в то самое время, в которое терпят неприятности или слушают поношения, отнюдь не скорбят и терпят так, что стараются сохранить даже невинность сердца. Но когда после припоминают то самое, что они претерпели, тогда воспламеняются огнем сильнейшей скорби, изыскивают средства к отмщению, и в своем переобсуждении самих себя теряют кротость, которую имели в терпении.
6. Ибо хитрый враг воздвигает брань против двух: одну именно тем, что воспламеняет первого, чтобы он поносил; а другую тем, чтобы оскорбленный отплачивал за поношения. Но поскольку он остался уже победителем того, кого расположил к произнесению поношений, то сильно сердится на того, кого не мог расположить к отмщению за обиды; поэтому он вооружается всей своей силой против того, кого признает мужественно перенесшим обиды. Поскольку он не мог растревожить его в самое время нанесения обид, то, отступая от открытого сражения, изыскивает время в сокровенном помышлении обольщения, и тот, кто проиграл явное сражение, тайно замышляет сильные засады. Ибо уже во время покоя он возвращается к духу победителя и напоминает ему или существенный вред, или жестокие обиды; и все, нанесенное ему страшно увеличивая, показывает, что оно было невыносимо, и дух спокойного возмущает таким неистовством, что большей частью муж терпеливый краснеет от того, что он, попавшись в плен, не перенес равнодушно того после победы; жалеет, что он не отплатил за поношения, и желает, при открывшемся случае, отплатить худшим. Итак, кому подобны эти люди, если не тем, которые по храбрости остаются победителями на поле брани, но после от нерадения делаются пленниками в городских казармах? Кому они подобны, если не тем, которых не умерщвляет внезапная важная болезнь, но убивает легкая перемежающаяся лихорадка? Итак, истинное терпение сохраняет тот, кто в свое время переносит и посторонние обиды без скорби, и переобсуживая их, радуется, что претерпел оные, дабы во время спокойствия не погибло благо терпения, хранимое во время смущений.
7. Но поскольку мы, братия мои, сегодня чтим день преставления Мученика, то отнюдь не должны считать себя чуждыми добродетели терпения его. Ибо если мы, при помощи Божией, стараемся сохранять добродетель терпения, то хотя живем и среди мира Церкви, однако же держим пальму мученичества. Потому что два рода мученичества: один в уме, а другой — в уме и вместе в действии. Поэтому мы можем быть мучениками, хотя нас не рассекают мечом гонителей. Ибо умереть от гонителя есть очевидное мученичество, но переносить поношения, любить ненавидящего есть сокровенное мученичество в уме. А что два рода мученичества, — один сокровенный, а другой очевидный, — об этом свидетельствует Истина, Которая спрашивает сынов Зеведеовых, говоря: можета ли пити чашу, юже Аз имам пити (Мф.20:22)? Когда они Ему тотчас ответили: можева, тогда Господь отвечает, говоря: чашу убо мою испиета. Ибо что мы разумеем под чашей,
