если не скорбь страдания? О ней в другом месте Он говорит:
8. В наше время был некто по имени Стефан, настоятель монастыря, стоящего за стеной города Реатини, муж весьма святой, преимущественно отличавшийся добродетелью терпения. Есть еще многие, которые его знали, и которые рассказывают и о жизни его, и о кончине. Язык его был прост, но жизнь ученая. Он по любви к Небесному Отечеству все презирал, избегал всякого обладания в этом мире, уклонялся мирского шума и был занят частыми и продолжительными молитвами. Однако же добродетель терпения возросла в нем столь высоко, что он считал своим другом того, кто что–либо обидное делал ему; за поношения он воздавал благодарностью; если в самом его убожестве был наносим ему какой–либо вред, он почитал это за величайшую прибыль; всех врагов своих признавал он ни за что другое, как за своих помощников. Когда день смерти понуждал его выйти из тела, тогда собрались многие для того, чтобы отходящей от сего мира столь святой душе представить во внимание и свои души. И когда около одра его стояли все те, которые собрались, тогда одни телесными очами видели входящих Ангелов, но никак не могли проговорить что–либо; другие решительно ничего не видали; но всех присутствовавших объял такой сильнейший страх, что при исходе этой святой души никто не мог там оставаться. А следовательно, и те, которые видели, и те, которые решительно ничего не видали, все вместе таким объяты были страхом и ужасом, что разбежались, и никто не мог присутствовать при смерти его. Итак, помыслите братия, как страшен будет Всемогущий Бог, когда явится праведным Судией, если Он так устрашил присутствующих, когда пришел с благоволением и милостью; или как Он мог бы быть страшен, если бы мог быть видим, если и невидимое явление Его так поразило души присутствующих. Вот, возлюбленнейшая братия, терпение, сохраненное во время церковного мира, на какую высоту воздаяния поставило его! Что внутрь даровал ему Создатель его, то и вовне проявил нам с толикою славою в день преставления его. К кому, мы думаем, если не к святым Мученикам причислен тот, о ком известно, что он очевидно принят блаженными духами? Он скончался не от меча, и однако же по исходе получил венец за терпение, которое содержал в уме. Мы ежедневно доказываем истину, высказанную прежде нас, что Святая Церковь, полная цветами избранных, во время мира имеет лилии, а во время брани розы.
9. Но сверх того надобно знать, что добродетель терпения обыкновенно упражняется тремя способами. Ибо мы иное терпим от Бога, иное — от древнего врага, а иное — от ближнего. От ближнего мы терпим преследования, вред и поношения, а от древнего врага — искушения; от Бога же — вразумления. Но во всех этих трех способах ум бдительно должен осматривать сам себя, дабы против обид со стороны ближнего не увлечься желанием воздаяния злом за зло; дабы против вражиих искушений не приклониться к услаждению или к согласию на беззаконие; дабы против вразумления Создателя не пасть в ропот. Ибо враг терпит совершенную победу тогда, когда душа наша и среди искушений не увлекается услаждением и согласием, и среди поношений от ближнего остерегается ненависти, и среди вразумлений Божиих воздерживается от ропота. Исполняя это, мы не должны желать себе воздаяния благами настоящими, ибо за подвиг терпения надобно ожидать благ будущей жизни, так, чтобы награда за наш подвиг началась тогда, когда уже весь подвиг решительно кончится. Поэтому и через Псалмопевца говорится:
Беседа XXXVI, говоренная к народу в Церкви Святых Апостолов Филиппа и Иакова во вторую неделю после Пятидесятницы. Чтение Св. Евангелия: Лк.14:16–24
1. Возлюбленнейшая братия, между наслаждениями плоти и души различие состоит в том, что телесные наслаждения возбуждают к себе сильное пожелание, когда их нет, а когда их вкусят, тотчас по удовлетворении делаются отвратительными для вкусившего. Напротив же, духовные наслаждения бывают отвратительны, когда их не имеют, а когда имеются, тогда бывают желательны; и тем более возбуждают жажду в наслаждающемся ими, чем более наслаждают жаждущего. В тех лакомится аппетит, а не нравится опыт, в этих аппетит мал, но опыт весьма лаком. В тех аппетит рождает насыщение, а насыщение — отвращение; а в этих аппетит рождает насыщение, а насыщение — аппетит. Ибо духовные наслаждения умножают в душе желание, когда удовлетворяют ей, потому что чем более чувствуется их вкус, тем более познается то, что жадно должно быть любимо. А потому не вкушенные они не могут быть любимы, потому что вкус неизвестен. Ибо кто может любить то, чего не знает? Поэтому–то Псалмопевец увещевает нас, говоря:
2. Ибо Он напоминает нам об оных, презираемых нами, наслаждениях и предлагает их нам; обещанием потрясает закоснелость и побуждает нас бросить свое отвращение. Ибо говорит: