Ингольв провел епископа в большую клеть, где принимал своих редких гостей, велел холопам принести меда. Пришедшие с ним варяги расселись по лавкам, кто-то устроился в сенях, несколько человек остались на дворе. Один из молодых воинов, стройный парень с шелковистыми волосами такой длины, что ему приходилось заправлять их сзади за пояс, постоял немного возле двери в клеть, послушал разговор Ингольва и епископа, а потом вышел в сени и поднялся по лесенке в повалушу. Ни одна ступенька не скрипнула под его ногой.
В повалуше грудой было навалено старое сено. Парень окинул его взглядом и негромко свистнул.
– Эй! Где ты там? – шепнул он. – Я – Вальбранд, мне сам Ингольв рассказал о тебе. Я – его названый сын, он мне доверяет.
Сено безмолвствовало. Однако Вальбранд чувствовал присутствие человека, чье-то еле заметное, живое дыхание, и продолжал:
– Можешь не показываться, но слушай меня. Конунг знает, что ты здесь, и все его люди тоже, какой-то подлый раб тебя выдал. Делай что хочешь, но мы не хотим, чтобы нашего вожака убили из-за тебя. Ингольв не посылал меня сюда сейчас, он верен своему слову и не выдаст тебя конунгу. Но если финны не перестанут на тебя жаловаться и требовать, чтобы конунг тебя взял, мы сами выкинем тебя отсюда. Мы тебе ничего не обещали, а другого Ингольва нам никто не даст. Ты все понял?
Сено молчало. Вальбранд ждал, думая, что не так то трудно было бы найти под этим сеном человека – достаточно потыкать копьем. Человек, может, и промолчит, но на копье останется кровь.
В дальнем углу сено зашевелилось, и из него показалась человеческая голова. Сухие травинки набились в разлохмаченные, давно немытые волосы, по цвету почти не отличавшиеся от сена. Вальбранд усмехнулся – точь-в-точь Сенный Тролль, которым его в детстве пугала рабыня-нянька.
– Какой раб меня выдал? – прошептал Гуннар, настороженно глядя на Вальбранда. Тот пожал плечами.
– Ты правда сделаешь все, чтобы избавить Ингольва от беды? – снова спросил Гуннар.
– Он меня воспитал, – просто ответил Вальбранд. – У тебя когда-нибудь был воспитатель, Сенный Гуннар? Да нет, пожалуй, где тебе! Едва ли твой род настолько высок, чтобы тебя взялся воспитывать достойный человек.
Гуннар хотел ответить какой-то резкостью, но прикусил язык. Из клети кто-то вышел, через открывшуюся дверь на миг прорвался голос епископа.
– Меня видели вчера двое ваших людей и раб, – шепнул Гуннар, когда все снова стихло. – Ингольв назвал его Бородой.
– Борода? – Вальбранд на миг задумался. – Я к нему не приглядывался, но не удивлюсь, если это он.
– Где он? – Гуннар вскочил на ноги и стал торопливо сбрасывать с себя сено. – Я убью его!
– Погоди, пока уйдет епископ, – посоветовал Вальбранд. Голос его звучал по-дружески, но при этом он надежно заслонял ход к лестнице;.
– Глупец! – раздраженно прошипел Гуннар. – Твой воспитатель гораздо умнее тебя! Именно сейчас, пока у него сидит епископ!
Мгновенно оценив его правоту, Вальбранд посторонился и первым стал спускаться. В сенях он огляделся: тут сидели только Бьярни и Рауд. Подняв голову, Вальбранд негромко свистнул, и Гуннар спустился в сени, на ходу очищая волосы и одежду от прилипших травинок. Вальбранд кивнул ему на другую дверь, ведущую на задний двор, и первым открыл ее. Выглянув и убедившись, что никого из чужих на заднем дворе нет – да и откуда бы им взяться? – Вальбранд вышел. За ним вышел Гуннар, а Бьярни остался у двери.
На тесном заднем дворе было всего три постройки: маленький погребок, конюшня и небольшая клеть, где прежний хозяин двора, мелкий торговец, хранил свои товары. При Ингольве в этой клети поселилась его челядь. Заглянув в дверь, Вальбранд по привычке свистнул.
– Эй, Барт! – по-русски позвал он. – Ты здесь?
– Здесь, господине! – Холоп мгновенно выскочил за порог, низко кланяясь. – Чего тебе надобно?
Внезапно выступив из-за спины Вальбранда, Гуннар схватил мужика за горло и притиснул к стене клети, заставив поднять голову. Лицо мужика с выпученными глазами и задравшейся бородой при виде Гуннара наполнилось страхом – и этот страх его выдал.
– С-собака! Грязный раб! Навозное корыто!– шипел Гуннар, крепко сжимая горло мужика. – Ты донес на меня конунгу?
Он говорил на северном языке, которого Борода за три года жизни у Ингольва так и не выучился понимать, но ненависть в глазах варяга была такой явной, что мужик понял: о его доносе все известно. Даже не пытаясь вырваться, он что-то хрипел, то ли оправдываясь, то ли умоляя о пощаде. Не слушая, Гуннар выхватил с пояса нож с резной костяной рукоятью – такими ножами славятся чудские кузнецы с Шексны. При виде ножа мужик захрипел громче, забился, лицо его побагровело, в горле захрипело, как будто он давился. Озадаченный Гуннар ослабил хватку, мужик согнулся, закашлялся, и изо рта его на землю выпала стертая серебряная монета – дирхем.
– Недорого же он за тебя взял! – сказал Вальбранд, носком сапога презрительно толкнув монету.
– Вот что! – Гуннар снова взял мужика за шиворот и поднял концом клинка его подбородок. – Заработай еще один дирхем. Сейчас ты пойдешь к тому финну, который хочет моей смерти, и скажешь ему, что знаешь кое-что новое. Но скажешь только ему одному. Пусть он выйдет с тобой с конунгова двора. Я укажу тебе куда. Пойдешь сейчас, и шевели ногами, если хочешь пожить еще немного. Ну?
Опустив нож, Гуннар оттолкнул мужика. Тот захрипел, не в силах выговорить ни слова.
– Гакк[102]! – Гуннар кивнул ему в сторону ворот.
И, мужик пошел, пошатываясь после пережитого ужаса, на каждом шагу оглядываясь на Гуннара. Вальбранд усмехнулся, покусывая кончик длинной пряди. Сенный Гуннар, похоже, выучит Бороду северному языку.
