килограммов пищи, то есть четверть своего собственного веса: это очень много для млекопитающего их размера. (У молодых ежедневный рацион составляет около трети веса тела.) Многочисленные эксперименты по маркировке красным красителем их добычи (проведенные д-ром Джеймсом А. Маттисоном, с которыми мы познакомимся в Калифорнии) доказывают, что каланы ассимилируют съеденное с рекордной скоростью: помеченные куски не задерживались в пищеварительной системе более чем на 3 часа, хотя кишечник у них довольно длинный — от 10 до 12 метров.
Периоды голодовки и даже острой голодовки, которые весьма часты и продолжительны (иногда они длятся целый сезон) у ластоногих и китов, не существуют у каланов: для последних голодовка была бы просто роковой. Эта нужда в изобильной пище, постоянно обновляемой, также объясняет „оседлость“ каланов. Вполне понятно поэтому, что смертность (особенно молодняка) возрастает у этого вида зимой.
В общении с дикими животными никогда не следует торопиться. Все пойдет насмарку, если поспешить. Наши каланы очень плохо перенесли свое пленение на „Калипсо“: мы извинимся перед ними. Пусть на это уйдет время. Мы установим с ними дружеский контакт, но в их ритме.
В ожидании этого экипаж, собравшийся подле меня, продолжает восхищаться каланами, которые то разглаживают до блеска свой мех, то выходят на обнажившиеся отливом скалы погреться на бледном арктическом солнце.
Однажды один из топорков с утеса погружается в пространство, отгороженное для наших каланов. Он внезапно ныряет в воду, как раз перед объективом подводной камеры. Заплыв этого существа, снятый в замедленном темпе, потрясающ: под водой топорок использует свои крылья точно так же, как в воздухе; он летит в этой жидкой среде точно так же, как делал это за минуту до того в воздухе. Преследуя рыбу, он отчаянно гребет. Свою добычу топорок утаскивает в гнездо, где его с нетерпением ждут обжоры-птенцы с толстыми клювами. (Топорков называют еще „морскими попугаями“ из-за большого уплощенного с боков клюва, окрашенного в яркие цвета.) Но птенцы могут поесть лишь при том условии, что родители охраняют вход в гнездо, отражая нападения хищных поморников.
Однако наш „личный“ топорок, увлекаемый страстью к рыбной ловле, летит прямешенько в протянутую нами сеть: если он в ней запутается, то рискует утонуть… Луи Презелен находится здесь и быстро соображает, какая драма может сейчас разыграться.
В два взмаха настигает он птицу, хватает ее за ноги и выбрасывает подальше из ловушки — не очень-то вежливое (а ничего другого и не остается) приглашение к полетам и охоте где-нибудь подальше, в более безопасном для жизни направлении!
Дар людей
Призрачное солнце над Алеутскими островами уже не однажды садилось в тучи, которые поднимаются с моря. Не раз серая и тусклая заря освещала волны со стальным отливом. Мы провели немало часов среди келпа, коричневатый цвет которого уже изрядно надоел пловцам и они с усмешкой поздравляют друг друга с „изумительным цветом водорослей“. А контакт с каланами все еще не установлен.
Однако в один из дней, когда ничего особенного не ожидалось, произошло „событие“. Один из двух наших полусвободных каланов плывет прямо на Луи Презелена, тот протягивает ему краба — и калан принимает этот дар человека без всяких церемоний. Пока он с аппетитом поедает своего краба, Раймон Колл пытается приблизиться к его напарнику. Последний без страха наблюдает приближающегося пловца. И о ужас! Он позволяет погладить ему голову и брюшко.
„Невероятная роскошь! — говорит Раймон Колл. — Богатеи из богатеев, самые роскошнейшие женщины тратят кучу денег, чтобы купить удовольствие погладить самый драгоценный на земле мех — мертвый!
А я — я трогал этот мех живым! Я ощутил под пальцами не только его исключительную мягкость, ни с чем не сравнимую тонкость, но и тепло живой плоти животного, почти что биение его сердца. Когда я нырял, я смотрел в черные глаза калана — и увидел в них доверие… Это был тот незабываемый миг, одно из тех кратких ослепительных мгновений, когда осознаешь свою человеческую значимость, осознаешь ее смысл. На минуту я, полномочный представитель мирной части человечества, ощутил, что я вычеркнул всю грязь полутора столетий жестокости. Мгновенье иллюзорное, но богатое упованием! И все же я доказал ученым-скептикам, что дикие каланы способны на большие терпенье и вежливость, чем у них предполагали. И еще я показал, что сам человек, когда он тих и застенчив, может заслужить дружбу животных“.
На этом диком берегу, вдали от всех цивилизаций, в сотнях километров от больших городов, пока Луи Презелен и д-р Милле поют, я размышляю о том, что я действительно принадлежу этому краю, что я — звено в гигантской цепи живых существ, обитающих здесь, и что я пребываю в полной гармонии со всеми растениями и всеми животными биосферы. Пока д-р Милле импровизирует соло на гитаре, два калана выходят из пены и ложатся на песок. Они надолго застывают в одном положении, и никто из нас не сомневается в том, что они оценили мелодию…
Поиск пищи
Мы восхищались и снимали в свое удовольствие — даже приласкали — наших каланов. Сейчас надо вернуть им свободу — полную свободу.
Я отдаю приказ вытащить сеть, которая ограждает бухточку Черни Рифс. Я сажусь в зодиак, чтобы сопровождать наших двух друзей как можно дольше.
Вот они устремились навстречу своей судьбе — они плывут в нескольких метрах от меня, спокойно направляясь на юг… Каланы, друзья мои, вы, кто перенес несколько дней заключения, затем полусвободы, что значит сейчас для вас полная свобода? Напрасно я пытаюсь представить себе, что происходит в ваших круглых головках…
Существование каланов — пока люди и их ружья остаются в покое — в общем-то беззаботно: проблем с питанием мало (кроме как зимой), очень слаба агрессивность внутри вида — и наоборот, так много радостей игры и удовольствий… И к этой идеальной жизни вернутся сейчас двое наших друзей, исчезнувшие в гуще водорослей, не правда ли?
Нет другой возможности узнать это, кроме как продолжать наше зоологическое исследование годы и годы, чтобы затем применить его ко всей совокупности популяций каланов Аляски. Обширная задача, которую мы не смогли бы решить и за десять таких экспедиций. Вот почему мы никогда не сможем ответить правильно на этот вопрос, даже если соберем воедино все известные факты о наших друзьях.
Сейчас нам кажется, что каланы не так уж редки, как при нашем появлении на этих мысах и открытых берегах Арктики. Это не означает, однако, что вид внезапно стал более изобильным, чем раньше: это было бы слишком чудесно! Просто мы теперь гораздо лучше замечаем зверей среди мысов и переплетающихся водорослей.
Следовательно, мы можем нынче наблюдать за ними, когда они все вместе, обществом. Сейчас мы попытаемся составить расписание их повседневных занятий.
