Альвборг верила, что он тоже этого хочет.
– Не зря же Рагневальд подарил тебе те застежки и обещал насовершать еще множество подвигов! – весело напомнил эльденландец, видя по ее прояснившемуся лицу, что она поняла его мысль. – Ему представится отличный случай. И он будет очень рад отбить тебя у Стюрмира, как отбил застежки!
Альвборг порывисто вскочила, бросилась к ларю, откинула крышку и вынула двух серебряных воронов, соединенных тремя узорными цепочками.
– Возьми! – Она сунула всю пригоршню звенящего серебра в руки Сторвальду и устремила на него нежный, горячий, благодарный и влекущий взор. – Мне его подарков не надо. Я дарю тебе их за хороший совет. Пусть боги помогут мне исполнить его!
Сторвальд улыбнулся и снова привлек ее к себе, сдвинул повязку с головы Альвборг и погрузил пальцы в блестящие волны золотых волос, приподнял ее лицо с блаженно опущенными веками и чуть приоткрытыми губами. Можно продать и купить стих как набор кеннингов и хендингов. Но любовь купить нельзя, и достается она тому, кто складывал стих, а не тому, кто за него заплатил. Сторвальд Скальд отлично знал об этом. И он не видел ничего странного в том, что предмет соперничества двух знатных и могущественных людей сам падает в руки ему, косящему на левый глаз потомку эльденландских троллих, который только и умеет, что складывать стихи. Зато
Однажды ночью Хельга проснулась от холода. Еще в полусне она подумала, что просто прогорели дрова в очаге и угли гаснут… надо встать и подкинуть поленьев… но так не хочется вставать… под одеялом пока что неплохо, а потом еще кто-нибудь зазябнет… кто лежит поближе к очагу… Но тут же ее толкнуло такое нехорошее предчувствие, что она поспешно распахнула глаза во всю ширь и глянула в густую, непроницаемую тьму.
В девичьей кто-то был. То есть кто-то посторонний и чужой, такой чужой, что от одного его присутствия захватывало дух. Волны холодного воздуха неровно колебались от неслышных движений какого-то существа. Невидимое в темноте, оно казалось огромным, как сама темнота. Упрямый сквозняк тянул и тянул, пронимал Хельгу даже под одеялом, ее пробрала сильная дрожь, внутри похолодело. Хотелось подтянуть колени к груди, сжаться в комочек, но страшно было пошевелиться, чтобы
Глаза Хельги привыкли к темноте, и теперь она различила крупную фигуру, что-то вроде человека или медведя. Пришелец неслышно скользил между лежанками, наклонялся то к одной из спящих женщин, то к другой. Шаг за шагом он приближался к Хельге. Она уже все поняла, но ледяной ужас не давал ей даже шевельнуться; как тогда, на заднем дворе, она понимала, что нужно кричать изо всех сил, но не могла даже вздохнуть. Такое близкое присутствие мертвого гостя сковывало ледяной цепью, и маленькое человеческое существо дрожало, сознавая свою беспомощность и не в силах позвать на помощь. Мертвый Ауднир в доме! В само2 м доме, в последнем прибежище живых, которое они считали таким надежным!
И вдруг тишину девичьей прорезал пронзительный женский крик. Мертвец отшатнулся, налетел на соседнюю лежанку, покачнулся, упал, неловко взмахнув руками; истошно завопили женщины на той лежанке, которую он придавил своим каменным весом. Теперь уже и Хельга, опомнившись, вопила не своим голосом, и крики наполнили темный покой, так что он мигом оказался мучительно тесным. Мертвец уже был на ногах, бестолково метался туда-сюда, и женщины кричали от ужаса, напряженно и отчаянно, в нелепой надежде, что сама сила их крика как-нибудь выбросит жуткого пришельца прочь.
Дверь дрогнула, через порог из гридницы внутрь девичьей почти упали, споткнувшись друг об друга, двое мужчин. Мертвец отшатнулся от двери, тяжело рухнул на пол; дом содрогнулся, раздался звук сильного воздушного хлопка… И сразу стало легче дышать. Женщины все еще кричали, но страшного гостя больше не было: он ушел в земляной пол. Ближайшая лежанка дрогнула, поскольку ее угол оказался над ямой, одна из женщин покатилась вниз и завопила еще громче, убежденная, что мертвец тянет ее за собой под землю; она цеплялась за одеяло и тащила за собой всю постель, соседки хватали ее и вопили тоже, хотя, казалось, громче уже невозможно…
Немало времени прошло, пока охрипшие женщины умолкли, а полуодетые мужчины уяснили, что произошло.
– Он ощупывал меня своими холодными руками! – истошно рыдала Гейсла, которой и принадлежала честь поднять переполох. – Своими ледяными руками! Я теперь умру! Я и так чуть не умерла!
– И меня! И меня! У него руки хуже ледышек! – вторили ей другие обитательницы девичьей, то кашляя, то плача от страха. – Я теперь не засну! Ни сегодня, и никогда!
Конечно, в эту ночь больше никто не спал. Оказалось, что мертвец не только взломал ворота усадьбы, но и выломал дверь сеней, на ночь заложенную тяжелым засовом. Как он сумел это сделать настолько бесшумно, что не потревожил даже чутко спящих стариков – непонятно.
– Он ищет Вальгарда! – уверенно объяснил Хельги хёвдинг. – Он ищет своего убийцу! Потому и ощупывал всех, что хотел найти его и сломать ему шею!
– Но зачем он искал того берсерка в женском покое?
– Да разве он соображает? Мертвецы сильны, как великаны, и глупы, как треска! Еще бы – мозги-то все сгнили! Еще странно, что он догадался искать Вальгарда здесь, а не где-нибудь в Мелколесье!
– Вот уж не могу порадоваться, что он такой догадливый!
– Лучше бы он искал его в море!
– Может, в Мелколесье он тоже искал, только мы еще не знаем. И в других усадьбах.
– А вдруг он опять придет к нам?
Новость мгновенно облетела всю округу, и уже на следующую ночь в каждой усадьбе оставили дозорных, которым полагалось до рассвета поддерживать сильный огонь в очагах. Но все равно мало кто мог спать спокойно. Если даже в усадьбу хёвдинга мертвец является, как к себе домой, то как же может чувствовать себя в безопасности бонд или рыбак?
Передвигаться даже днем было страшно, но сидеть у себя дома среди дрожащих домочадцев казалось еще страшнее и тоскливее, поэтому именно сейчас жители Хравнефьорда зачастили по гостям. В любой усадьбе теперь собирались живущие вблизи бонды и рыбаки, и бояться всем вместе не так уж и страшно. Конечно, пока видишь дневной свет.
Приезжал ли Торхалль Синица с десятью хирдманами к Атли и Кольфинне в усадьбу Северный Склон, приходил ли пешком Торд рыбак с корзиной свежей рыбы к Арнхейде хозяйке в Мелколесье, разговоры везде велись об одном и том же.
– Наш хёвдинг, конечно, доблестен и мудр, но пускать в дом того берсерка было не самым лучшим решением!
– Из-за него теперь нам всем нет покоя! Сначала духи, которых разбудила Трюмпа, теперь мертвец… Вальгард увел у него лошадь с припасами – там и было-то эйрира на полтора! – а теперь он наворовал по всем домам разного добра уже марок на десять!
– Да ну, ты скажешь! На десять!
– А то нет? У Тьодорма Шустрого он украл сыры из кладовки, у Блекнира стащил всю сушеную рыбу, у Хринга Тощего тогда целую корову уволок! Это он хочет возместить свои убытки!
– Это вполне понятно! Я бы на его месте тоже хотел! Вон, Кетиль отдал мне на зимний прокорм корову, а молока от нее что-то не видно![40]
– Да ты так кормишь мою корову, что от нее остались шкура да рога! – обижался в ответ Кетиль. – Ты смотри – она у тебя сдохнет! Тогда будешь мне платить за нее! Я этого так не оставлю!
– Знаем мы тебя! – не сдавался и Торд. – Ты, видать, нарочно пристроил мне худую скотину, чтобы она подохла у меня, а ты потребуешь за нее денежки и будешь жить в свое удовольствие!
– Да ты никогда совести не имел! Отдавай мою корову, пока она и правда не подохла! И на другую зиму проси корову у троллей, если наши тебе нехороши!
Дело чуть не дошло до драки, так что самой Арнхейде хозяйке пришлось вмешаться и развести спорщиков по разным углам.
– Многовато мертвецов у нас развелось! – говорила она после этого в усадьбе Тингваль, куда сама заехала узнать, нет ли чего новенького. – Ауднир и при жизни готов был корку изо рта вырвать, а теперь, когда жадность его довела до смерти, многие потянулись по его дорожке! Он их не трогал своими холодными руками, а все подхватили за ним припев! Нас это до добра не доведет! Ты, хёвдинг, подумай, что с этим делать!
