здесь, в Радегоще, если узнают, что он вырос на одном хлебе с теми, кто принес сюда такое горе!
Князь ждал ответа. Зимобор снял с пояса свой скрамасакс[52] и положил рядом с одним из смоленских. Сходство отделки их рукоятей и ножен бросалось в глаза, и Столпомир сам видел, что обе эти вещи вышли из рук одного мастера.
– Смоленские? – все же спросил он.
Зимобор кивнул.
– Неужели княгиня? – Столпомир повел плечом и беспокойно, неуверенно усмехнулся. У него не укладывалось в голове, что молодая женщина посмела бросить вызов ему, зрелому мужчине и опытному воину.
– Не знаю, – сказал Зимобор. – Надо людей посмотреть. С кого снято.
– Завтра посмотришь. Теперь уж темно, не поведут.
Утром, как только рассвело, двое воеводских кметей проводили Зимобора к рыбацкому сараю. Возле двери они чуть не споткнулись о толстую веревку, полузанесенную снегом; по всей длине на ней было завязано множество хитрых узлов. Это тетка Елага позаботилась окружить мертвецов чарами, чтобы они не натворили в ограбленном городе еще какого-нибудь зла. Весь дверной косяк был исчерчен угольными знаками, затворяющими путь, а дверь подпирало бревно.
Отворив дверь, кметь хмурым кивком послал Зимобора внутрь, а сам с товарищем предпочел ждать на берегу. Дверь оставили широко открытой, чтобы впустить побольше света. В сарае казалось еще холоднее, чем снаружи: здесь не было ветра, но застоявшийся воздух словно бы впитал в себя холод самой смерти. Сваленные у стены тела были не похожи на людей, а напоминали скорее кучи брошенной в беспорядке одежды. Человеческого в них не осталось ничего. С трудом найдя взглядом головы, Зимобор взял одного за плечи, перевернул, подвинул ближе к свету. Весь бок убитого был покрыт, как броней, заледеневшей кровью, но лицо оставалось почти спокойным. Это был Травеня, кметь Буяровой дружины.
У Зимобора чуть отлегло от сердца, и он скорее перевернул другого. Прочица, тоже Буяров. Третьего Зимобор не помнил по имени, а четвертым оказался варяг по прозвищу Молчун, один из двух варягов в дружине его брата.
Набег смолян на Радегощ взбудоражил Зимобора до крайности. То, к чему его подталкивала Младина, теперь стало неизбежным. Он пришел в Полотеск, чтобы так или иначе заручиться поддержкой Столпомира в борьбе за смоленский престол. Неизвестно, как долго еще он собирался бы с духом, чтобы идти походом на собственную землю, но теперь удаль Буяра не просто дала ему повод, а не оставила другого выхода – ведь он не мог оставить в его руках Дивину!
На улицах уже толпились радегощцы, собравшись и вооружившись для похода, с коробами на спинах, топорами за поясом и рогатинами в руках. Люди подтягивались к торгу, воеводских кметей окликали, спрашивали, скоро ли выступать. Зимобора провожали недоверчивыми хмурыми взглядами: многие теперь вспомнили, что он – из смолян и даже вроде в каком-то родстве с тамошними князьями.
Князь Столпомир сидел в Порелютовой гриднице в окружении своих бояр и местных старейшин, но сразу поднял голову, завидев в дверях Зимобора. Народ расступился, давая дорогу.
– Ну что? – быстро и требовательно спросил князь. – Признал кого-нибудь?
Зимобор кивнул:
– Это смоленские. Из дружины княжича Буяра, все четверо.
– Того Буяра, который, говорят, теперь в Оршанске сидит?
– Его самого.
– Как же он сюда попал?
– Откуда мне знать? – с досадой ответил Зимобор, злясь на себя, что не знает такой важной вещи. – Может, мало ему Оршанска показалось, захотел себе побольше земли захватить. А ее, Избраны, людей нет. Значит, это не княгиня, это только Буяр нашалил. Ну, княжич. – Зимобор спохватился, что слишком по- свойски говорит о княжеской семье.
– Значит, на Оршанск нам идти! – подал голос староста Стрижак, и люди вокруг зашевелились, загомонили.
– На Оршанск! Может, еще догоним!
– По такому-то снегу и он тоже недалеко уйдет!
– Да бывал я в этом Оршанске, даже вала плохонького нет, село селом!
– Ну что, догоним лиходеев? – спросил князь. – Дорогу до Оршанска знаешь?
– Знаю дорогу. – Зимобор кивнул. – А догнать не догоним, они уже на месте. За четыре дня княжич дошел. Даже с полоном.
– А если Буяр успел город поставить, много ли у него дружины?
– Своих у Буяра человек сорок. И воев он в такой глуши не много наберет.
– Значит, отобьем?
– Отобьем. – Зимобор уверенно кивнул. – Скорее, княже! Прикажи выступать. А то еще кто-нибудь, сохрани Макошь, узнает, кто она, – тогда запрячут так, что сам леший не найдет.
– А ты-то что так хлопочешь? – Князь усмехнулся, но взгляд его оставался настороженным.
– Твоя дочь мне не чужая. Я ведь здесь весной был, в Радегоще. И я с ней обручился. Я не знал, что она твоя дочь, и она сама не знала. И до сих пор не знает.
Зимобор молча выдержал взгляд князя. Он не мог дальше скрывать свое обручение, которое определяло его прошлое и его будущее.
– Так у меня, выходит, не только дочь, а и зять почти что есть. – Князь недоверчиво усмехнулся и ущипнул левый ус. При этом он не отрывал взгляда от лица собеседника, точно пытался рассмотреть, сколько в этом правды.
– Когда обручалась, она думала, что сирота без роду-племени и сама за себя решает.
Зимобор понимал князя лучше, чем тот догадывался. Он очень живо представлял, что подумали бы в Смоленске, если бы Избрана вдруг, никого не спросясь, обручилась с каким-нибудь пришлым иноземцем!
– Но если это и правда моя дочь, то за кем ей быть – мне решать.
– А ты сам уже один раз мне ее обещал.
– Обещал? – Столпомир поднял брови. – Когда это? Я ведь знаю, что в дружине болтают. Дескать, кто мою дочь найдет, тот ее в жены получит и мою землю за мной унаследует. Но мы ведь не в кощуне. Не обещал я такого, бабы выдумали…
– Не выдумали. Я – Зимобор, сын Велебора смоленского. Десять лет назад ее за меня сватали, и ты согласился, и нас с ней обручили. У меня и перстень есть… – Зимобор положил руку на пояс под полушубком. – Половина перстня… Смоленская земля – моя по праву, мой отец ею владел. И мне ее в наследство оставил. Только дети княгини Дубравки мне уступить не хотели, низким родом матери попрекали и даже извести пытались. А я не хотел над отцовским курганом кровь родичей проливать. Теперь вижу, что зря уступил. Уж я бы не пустил братца Буяра воевать.
В гриднице было полно людей, но она казалась пустой. Никто даже не охнул при этом известии, настолько оно показалось невероятным.
Только князь Столпомир даже не переменился в лице. Он пристальнее взглянул на собеседника, пытаясь понять, говорит ли он правду, действительно ли это сын Велебора смоленского или все-таки брат его младшей жены, решивший воспользоваться случаем и занять место своего родича.
– Увидим смоленских – спроси у кого хочешь, – предложил Зимобор, понимая его сомнения. – Тебя-то я мог бы обмануть, но их – нет. Вот, смотри.
Он развязал кошель и вынул застежку для плаща, где в круг был вписан золотой сокол – знак Перунова рода. Золотой сокол блеснул в пальцах, как солнечный луч, вдруг вырвавшийся на волю из мрака безвестности, в гранатовом глазу вспыхнула багровая искра – казалось, птица Сварога проснулась после долгого сна. Столпомир внимательно посмотрел на застежку в протянутой ладони, но в руки не взял – это был оберег чужого рода.
– Значит, ты… – проговорил Столпомир, не отрывая взгляда от сокола, потом все же поднял глаза на Зимобора. – А я думал…
– Что ты думал?
– Не важно. Ну, так хочешь стать смоленским князем? – прямо спросил Столпомир.
