предков красками; другой, подражая иностранцам, которых честолюбие нередко исчисляют ученые общества на визитных билетах, поставил на своем: такой-то член Московского английского клуба. И, наконец, весьма достоверно, что некто, аккредитованный адвокат или забавник, на розовой карте, прописав весь свой титул и жительство, на обороте поместил следующее четверостишие:
Ныне разносчики визитных билетов не так, как бывало, от знатных гостей ездят по Москве верхом, от не весьма богатых путешествуют по улицам, на собственной паре. Есть условленные места в городе, где эти посланники сходятся и размениваются билетами, чем они сокращают себе время ходьбы. Но от сего размена происходит иногда чувствительное зло: тут того и смотри, что какая-нибудь превосходительная, урожденная княжна или графиня с дочерью попадет к смотрителю тюремного замка на Бутырках.
Многим еще памятен следующий анекдот. Г-жа, назовем ее хоть Прокуратовой, уезжая ко всенощной в день Пасхи, говорит своей горничной девушке: 'Возьми визитные карточки со стола в гостиной и отдай Семену, чтоб он их разнес, как сказано…'
Обрадованная служанка отбытием госпожи, спеша выпроводить старого аргуса, в ожидании тайного свидания схватила второпях вместо визитных билетов лежавшие с ними гадательные карточки, которые маленькая внучка Прокуратовой раскладывала накануне, и отдала слуге. Усердный Семен, не жалея ног, в два-три часа времени измерил Тверскую, Арбат и Остоженку. Все билеты разнесены, но каково было удивление их получивших? Даме почетной и уважаемой подают фальшивую женщину. На стол председателя кладут бестолкового волокиту. Ханжеством и злоречием приветствуют набожную тетку Прокуратовой, за минуту до того углубившуюся в чтение благочестия. Ложные вести досталися одной барыне, любившей их рассказывать. Печальная дорога — Степаниде Павловне Мотыльковой, которая только что свою дочь помолвила. Подозрительная кокетка явилась в будуар княжны Ф., и старые погудки на новый лад, грустная пословица для пожилых щеголих, очутилась подле шотландской табакерки самой княгини и т. д.
Г-жа Прокуратова скоро сведала о грубой ошибке; ее знакомые до сих пор не могут равнодушно вспомнить ее визитов. Уверяют, что с тех пор, как в Москве это случилось, исчезли у конфетчиков прежде печатанные маленькие гадальные карты; они больше не продаются, но остались многим памятны по г-же Прокуратовой, которая до сих пор еще извиняется в обществе, особенно председатель никак не может ей простить неосторожного применения».
«
«…У вас нет права выбора — дарить либо не дарить, по определенным дням вы вынуждены делать и получать подарки, в противном случае вы нарушите обычаи страны и нанесете всем оскорбление», — писала Кэтрин Вильмот{2}.
Щедрость русских дворян, их желание и умение делать подарки поражали многих иностранных путешественников. Не отличались скупостью и российские императоры, во дворцах которых целые комнаты отводились для подарков как иностранным гостям, так и своим подданным.
«Недавно лучшая публика стекалась в Таврический дворец любоваться выставленною там хрустальною кроватью, назначенною в дар от российского монарха персидскому шаху. Великолепная, и можно сказать, единственная в свете кровать сия, блистает серебром и разнообразною гранью хрусталей, украшена сему хрустальными столбами и ступенями из синего стекла. Она устроена таким образом, что с обеих сторон ее могут быть фонтаны благовонной воды, и склонять к дремоте сладким шумом своим; а при освещении она засверкает тысячью алмазов, без сомнения, удивит восточную пышность и роскошь! Кровать сия есть изделие Императорского Стекляного завода»{3} . «Кровать сия имеет 53/4 аршина в длину, 31/2 ар. в ширину и 13 вершков в вышину…»{4}.
Придворным и дипломатам иностранных держав император жаловал усыпанные драгоценными камнями табакерки с царским портретом или вензелем, бриллиантовые перстни, алмазные знаки орденов.
«Его Императорское Величество с отличной щедростию удостоил меня сувенира, какой намного ценнее того, что установлено в таких случаях для чрезвычайных посланников, — пишет Ж. де Местр графу де Валезу в июне 1817 года, — подаренная мне шкатулка стоит более 20 000 рублей. Я везу ее в Турин. Их Величества Императрицы выказали и мне, и семейству моему редкую доброту. У меня недостает выражений для благодарности сему двору за все сделанное для меня»{5} .
Обер-гофмейстерина Прусского двора, графиня Фосс, побывавшая в Петербурге в 1808 году, отмечает в своем дневнике: «Мы по-семейному обедали у царицы-матери. Пред обедом я осматривала комнату, в которой для подарков находится целое собрание чудеснейших шуб. Одна, из великолепной чернобурой лисицы, предназначена нашей королеве; здесь же хранятся бриллианты, перстни, ожерелья, одним словом, всякие драгоценности, из которых царь сам выбирает подарки для избранных»{6}.
Во дворцах вельмож также имелись комнаты, в которых хранились подарки для гостей. Во дворце Н. П. Шереметева была комната, «набитая вещами драгоценными, назначенными на одни подарки, и по мере что дарил, заменял их беспрестанно новыми».
Если начальникам подчиненные могли делать подарки лишь в исключительных случаях, то царю и особам царской фамилии мог преподнести подарок каждый дворянин.
«Одна дама вышила подушку, которую поднесла Александру I при следующих стихах:
Резолюция министра Державина:
