Смеяна больше ничего не находила сказать о городнике и городе и молчала, сидя на лавке и разглаживая подол рубахи на коленях. Никогда раньше, если ей требовалось что-то для себя, она так не волновалась и не боялась отказа.
– Дядька Творян! – вдруг сказала она, поняв, что умных и хитрых слов так и не придумает. – Сними науз!
Творян сразу понял, о чем она говорит, и снова усмехнулся.
– Сними! – настойчиво повторила Смеяна. – Ну хватит ему ходить как барану на веревке возле кола! Зачем он нам сдался?
Ведун покрутил головой:
– Старейшина о нем другое мыслит. Парень здоровый, сильный, не слишком строптивый – дорого стоит. Варовит хочет его в Краснобор отвезти и на торгу продать. А то как бы беды не вышло…
Смеяна ахнула, не дослушав.
– Как – в Краснобор продать? – вскрикнула она и вскочила на ноги. – Быть того не может!
– Может! Боится дед его на огнище держать. Сейчас городник живет, а потом и княжьи люди тут крутиться будут. В лесу холопа держать – мало толку. А так пять гривен добыть можно. Деньги немалые, пригодятся. Не веришь – у деда спроси.
Творян смотрел на Смеяну, насмешливо прищурившись. Он-то знал, что она ему верит, просто не может смириться с таким решением.
– Нет! – Смеяна отчаянно потрясла головой. Чтобы Грача продали на торгу, как корову какую-нибудь! Да еще в такую даль – в Краснобор! – Дядька! – почти с угрозой потребовала она и шагнула к Творяну. – Сними науз! Тебе-то какая корысть? Тебе пять гривен надо? Я тебе ожерелья из полудянкиного сундука отдам – хочешь? Нужны они тебе?
– Ты, девка, не дури и вперед дедов не лезь, – наставительно сказал Творян. – Как старики решат – так и будет. Решат продать – продадут.
– Не продадут! – яростно воскликнула Смеяна. – А ты науз не снимешь – я сниму!
Творян смотрел на нее, прищурившись, и тихо смеялся. И его смех был так ненавистен Смеяне, что она вдруг ощутила жгучее желание вцепиться ему в лицо, выцарапать глаза… Даже когти вдруг почудились на руках.
– Сниму! – повторила она и сжала кулаки, стараясь сдержать эту рвущуюся из глубины дикую силу.
– Сними! – насмешливо предложил Творян.
– И сниму! – крикнула Смеяна.
Сейчас она уже не помнила, что снять заклятье может только тот, кто его наложил, и верила, что найдет в себе силы перевернуть небо и землю, но дать Грачу свободу.
Повернувшись, она бросилась вон из избушки и вылетела наружу, даже не попрощавшись. Творян смотрел ей вслед и уже не улыбался.
– Сними, – тихо повторил он. – Сними.
Он плевать хотел на пять гривен, и даже до дрёмического лиходея ему не было дела. Ведуна занимало одно: что за силы скрываются в этой девушке и где им предел? Состязания с полудянкой оказалось мало для того, чтобы обозначить этот предел. А новые испытания Смеяна без устали искала себе сама.
Смеяна подошла к Грачу и села на траву рядом с ним. На ее щеках еще пылал гневный румянец, в котором даже веснушка стали не видны, как будто сгорели в его пламени. Грач искоса посмотрел на нее и ни о чем не спросил. И так было видно, что она вернулась с неудачей.
– Знаешь, есть, говорят, такая разрыв-трава, – чуть погодя заговорила Смеяна, поуспокоившись. Теперь, когда приходилось надеяться только на себя, она думала изо всех сил и от этого непривычного дела уже порядком устала. – Я ее не видала, но она все замки и запоры, говорят, разрывает, хоть железные, хоть какие. Должна она твой науз разорвать.
– Э, слыхал я про такую траву! – Грач махнул рукой. – Это надо всю Купальскую ночь, пока люди веселиться будут, траву косить. А как, стало быть, железная коса разломится, тут тебе и разрыв-трава. А еще к реке всю кучу тащить да смотреть, которая травка вверх по течению поплывет. Нет, это не по мне! Я в гриднице вырос, косы отроду в руках не держал.
– Да ну! – Смеяна поморщилась. – Не надо ничего косить. Разрыв-трава в полночь огненным цветком зацветает, тут ее и берут.
– Это папоротников цвет в полночь огненным цветком зацветает! – Грач с насмешкой покосился на нее. – Ведунья!
– Может, у вас в дрёмичах только папоротник цветет, а у нас и разрыв-трава тоже, – ответила Смеяна, обиженная его усмешкой. – Уж мне ли трав не знать!
– Так это Купалы надо ждать! – Грач посмотрел на небо, как будто хотел среди бела дня увидеть месяц. – Сколько еще осталось?
– Ой, бедно вы на том берегу живете! – с издевкой протянула Смеяна. – Может, у вас и надо ждать, а у нас от Ярилина дня до Купалы все волшебные травы каждую ночь цветут! Только место надо знать. Я раньше видела, да мне ни к чему было. Сегодня же пойдем поищем!
Грач пожал плечами:
– Тебе виднее. Где хочешь ищи, что хочешь делай, только сними с меня эту дрянь!
Ярость вдруг исказила его лицо, Грач сердито дернул берестяной ремешок. Тонкая полоска бересты по- прежнему оставалась прочной, как железо.
– А если не найдем… Мне Творян сказал – старики решили тебя везти в Краснобор, чтобы продать, – сказала Смеяна.
– Да ну? – Грач вдруг оживился. – Вот спасибо!
– Чему ты радуешься-то?
– Да ведь чтобы в Краснобор везти – надо науз снять! До Краснобора-то ваши угодья не тянутся!
– И правда! – Смеяна обрадовалась, но тут же снова нахмурилась. – Нет, ведь тебя не так повезут – веревками запутают…
– А пусть запутают! – Грач усмехнулся, снова повеселев. – Из веревок-то я выпутаюсь. Ты мне нож дашь?
– Дам, – помедлив, сказала Смеяна. – Только если ты поклянешься никого из моей родни не порезать.
Грач посмотрел ей в глаза, потом сдвинул рукав рубахи до самого локтя и протянул Смеяне руку запястьем вверх.
– Хочешь – будешь мне сестрой? – предложил он, и по его глазам Смеяна видела, что он не шутит. – Твоя кровь будет моя кровь. И у твоей родни я волоса на голове не трону. Хочешь?
Смеяна помедлила, опустила глаза, потом положила руку на его запястье. Такое предложение стоило дорого, но совесть не позволяла ей согласиться.
– Я не могу, – тихо сказала она. – Ты хоть и куркутин, и родился от рабыни, а свой род знаешь. А я своей крови не знаю. Как я могу с кем-то ее мешать?
Этим же вечером Смеяна при первой тени сумерек в небе пошла к Истиру, к березняку, где когда-то в прошлые годы замечала пляшущие огонечки волшебных цветков. Еще издалека она слышала на луговине над рекой звонкие девичьи голоса, визги, смех, дружное пение и хлопанье в ладоши. Лиходеи, князья и постройка новых крепостей не могли заслонить того, что идет волшебный месяц кресень, пора наивысшей власти Лады и Ярилы. Каждый вечер парни и девушки окрестных родов собирались над Истиром, водили хороводы и приглядывали себе пару для будущего сватовства. Только в последние несколько дней Смеяна, занятая заботами о Граче, забывала зайти на луговину. А сейчас, вспомнив, она ускорила шаг – до полуночи еще долго, отчего же не повеселиться? Месяц кресень бывает только раз в году, а прямо после Купалы начнется долгая и тяжелая страда – сенокос, жатва, когда целый день придется возиться с серпом под палящим зноем. А как жатва пройдет и лето кончится – там уж лен трепать, чесать, потом посадят за прялку – на всю долгую-долгую зиму!
Ее встретили радостными криками: ее смеха и неукротимого задора не хватало, парни успели по ней соскучиться. После ее встречи с полудянкой они так и вились вокруг Смеяны. Каждый день она встречала кого-нибудь в поле, в лесу, на Истире. Как будто прозрев, они обнаружили, что она красивее всех ольховских девушек. Смеяна с удовольствием принимала их восхищение, а в душе посмеивалась. Вот
