продолжал Арсаман. – Я ведь понимаю, что здесь происходит. Твой сын не может править в полную силу, потому что у него нет ни жены, ни сестры, которые молили бы за него здешних богов, как это принято. Подумай – если бы к вере в Аллаха обратился целый народ, то женщины из святилища стали бы не нужны, они оказались бы бессильны перед тобой, госпожа.
– Это невозможно! – Замила с сожалением покачала головой. Как сильно ей бы того ни хотелось, она понимала несбыточность подобных мечтаний. – Эти люди не примут веру в Аллаха. Разве ты не слышишь, как они там прославляют своих деревянных богов?
Сквозь открытую по случаю жары дверь долетало от ближнего поля звонкое пение, которым жницы помогали себе в работе.
– Зато здешнюю знать можно будет убедить, объяснив им, какие выгоды они получат, став мусульманами. Торговые пошлины сразу окажутся меньше. Пусть не все, пусть постепенно, но этот народ обратится к истинной вере, а тех, кто обратит его на праведный путь, Аллах не оставит без награды.
– Нас никто не будет слушать. Разве ты не понял, что сейчас мой сын сам находится в большой опасности? Я каждый день молю Аллаха, чтобы он не послал грозы и града. Если это случится, моему сыну нельзя будет вернуться уже никогда! – Женщина прижала ко рту край покрывала, в глазах ее заблестели слезы. – Никакая сила ему не поможет, потому что его будут считать виновником голодного года!
– Надейся на милость Аллаха, Замиля-хатун.
– Тебе легко говорить! А я уже двадцать лет вынуждена вести непримиримую борьбу за мои права и права моего сына! Князь Вершина когда-то взял меня как добычу, держал поначалу у себя как наложницу и только потом почувствовал ко мне любовь и начал оказывать честь перед своим народом! Я была вынуждена есть с этими людьми и сидеть перед ними с открытым лицом, потому что иначе они никогда не признали бы меня законной женой князя, а моего сына – его наследником. Мой сын каждый день страдает от того, что у него нет сильной материнской родни. У всех прочих сыновей есть матери или сестры в святилищах или родичи, которые могут собрать целое войско! И только у нас никого нет! Если нам придется бороться за власть, ему скажут, что он сын рабыни! И никто, кроме него самого, не сможет отомстить за оскорбление!
Слушая ее горячую речь, Арсаман в задумчивости перебирал пальцами, а потом сказал:
– Я выслушал тебя, Замиля-хатун, и вот какую мысль вложил мне Аллах. Мы не должны покидать в беде единоверцев, пусть и бывших, и я думаю, Аллах простит тебя за то, что ты должна была внешне отказаться от истинной веры, чтобы сохранить жизнь свою и сына. А я могу помочь тебе приобрести знатную родню и поддержку. Взамен же ты и твой сын окажете поддержку нам, когда мы будем в этом нуждаться.
– Родню? Знатную родню? – удивилась Замила, у которой ничего подобного не было никогда в жизни. – Где ты ее возьмешь? Неужели в нашем прекрасном Хорезме уже можно купить и такое?
– Зачем ездить так далеко? – Хазарин усмехнулся. – Не подошел бы тебе такой брат, как я? Мы можем сказать твоему мужу и прочим людям, что семья нашего отца жила в Хорезме, но разбойники похитили тебя в юности и продали в рабство, мы переселились в Итиль и вот сейчас, побеседовав и узнав друг друга, поняли правду о своем родстве.
– Но ты – хазарин, а я – хорезмийка! – ответила Замила, изумленная смелостью этого невозможного замысла. – Это же совсем разные народы! У нас даже разные языки, и если бы меня не учили в детстве молиться, я не смогла бы даже разговаривать с тобой!
– Ты кому-нибудь объясняла это?
– Нет.
– И во всей этой стране есть хоть один человек, способный отличить арабский язык от хазарского и хорезмийского?
– Нет.
– Вот я об этом и подумал. Для склавинов тюрки, персы и арабы все на одно лицо и на один язык. Объединяет нас только наша праведная вера, но этим единством мы не должны пренебрегать и должны держаться как кровная родня в этой дикой стране. Ты согласна со мной?
– Но… – Замила не могла так сразу решиться на подобный обман. – Но чем мы отплатим тебе?
– Когда твой сын станет беком, он позаботится, чтобы мы никогда не терпели ни обид, ни убытков.
– Но я же объяснила тебе, как трудно моему сыну стать беком! У него столько врагов, перед ним столько препятствий!
– Если он тоже станет сыном моей сестры, – Арсаман с улыбкой посмотрел на Чаргая, – его враги станут моими врагами, и я не пожалею ни сил, ни средств, чтобы помочь ему одолеть любые препятствия. Это не так уж мало, сестра, если ты позволишь мне так тебя называть. Я понимаю твою тревогу, но подумай – даже если у нас ничего не выйдет, ты ведь ничего не теряешь. Мы уже примирились с беком, родство с нами не навлечет на тебя бед, зато уважение к тебе возрастет, если ты окажешься не безродной пленницей, а дочерью такого богатого и знатного рода, как наш. Решайся же, – подбодрил он княгиню. – Мне даже кажется, что ты и впрямь немного похожа на мою сестру Салампи, мать Чаргая. А теперь, выходит, Аллах вернул мне вторую сестру взамен умершей первой, и я всей душой благодарю его за эту милость!
Вечер ознаменовался для Ратиславичей еще одной неожиданностью. Первым узнал новость сам князь Вершина: когда он ближе к сумеркам вернулся с полей и въезжал во двор, Замила кинулась ему навстречу, смеясь и причитая.
– Я нашла моего брата, нашла мой род, это мой брат! – бессвязно восклицала она.
– Постой, свет мой! – Князь, грязный, пропотевший, пахнущий травами и пылью, усталый после целого дня под жарким солнцем, мыслями был сосредоточен на бане и кринке холодного кваса и никак не мог понять, о чем она толкует. – Ты плачешь или смеешься? Что еще у нас стряслось? Да не тереби меня, я весь грязный, сейчас все платье извозишь!
– Мой брат, брат!
– Какой брат? Чей?
За двадцать лет он привык, что у его младшей жены нет никаких родичей, кроме него и сына, что хотя бы с ее стороны никогда не явится тестюшка, шурья или сваты с просьбой подсобить зерном до урожая или «посправедливее» рассудить с соседями, нагло запахавшими межу или бесстыдно ограбившими чужую борть! И вдруг – брат, родня? Это у Замилы-хвалиски?
Однако все оказалось именно так. Этот богатый и красноречивый хазарин оказался родным братом Замилы, а не в меру удалой Чаргай-бек, которого, в память прошлых подвигов и неприветливого нрава, в Ратиславле прозвали «упырь чернявый», – племянником!
Вскоре все косари, вернувшиеся с лугов, и жницы, пришедшие вслед за ними с полей, наскоро обмывшиеся и сменившие рубахи, уже сидели на длинных лавках и с раскрытыми ртами слушали Арсамана, от удивления забыв даже о еде.
– Неудивительно, что мы не узнали друг друга сразу, ведь мы не виделись двадцать пять лет! – рассказывал хазарин. Он так увлекся, что Налим едва успевал переводить. – Моя сестра была еще ребенком, когда ее похитили из отчего дома. Наша семья жила тогда в Хорезме, где отец вел богатую торговлю китайскими шелками. Все наши поиски оказались напрасны, и через несколько лет мы с отцом и младшей сестрой Салампи, похоронив нашу почтенную матушку, вернулись в Итиль. Мы думали, что Аллах не судил нам больше увидеть нашу дорогую Замилю, наш нежный цветок! Но никогда нельзя недооценивать милосердие и мудрость Создателя! Все испытания, выпавшие нам на долю в последние годы, были только ступенями, ведущими к радостной встрече! Если бы не те невзгоды, что побудили нас пуститься в путь и прибыть в эту далекую страну, я никогда бы не увидел больше мою дорогую сестру! Но и будь эти невзгоды в пять раз больше, это и тогда была бы слишком малая плата за счастье! Об одном я скорблю и сожалею в этот радостный день – что наш отец, наша мать и сестра не дожили до этой встречи! Что им не суждено увидеть, как мне, нашу дорогую Замилю и ее сына. Что не узнали они, как богато вознаградил ее Господь – сделал хозяйкой в богатом изобильном доме, любимой женой могущественного властителя, матерью доблестного сына, настоящего батыра!
Арсаман поднес руку к глазам, словно утирая слезы. Он и в самом деле почти поверил в то, что рассказал. Слушатели гудели, изумленно переглядываясь, но в основном им понравилась эта повесть. Люди любят сказки со счастливым концом.
Слушая, Ратиславичи вопросительно посматривали на князя. Именно от него зависело, будет ли эта
