но с гримасой ужаса на лице, с гримасой страдания.
Максим изумленно вскинул брови.
Бешеная сука сказала, чтобы Линда взяла его ладонь и положила себе на грудь. Линда попыталась это сделать. Однако Максим отдернул руку. «Нет, я не хочу, нет, не сейчас же, не сейчас!» – воскликнул он.
И тогда внутренняя тюремщица, поняв, что сморозила глупость, наконец заткнулась и уползла в свою темную нору.
Линда, придя в себя после непродолжительного умопомрачения, осмотрелась вокруг, словно проснулась в незнакомом месте. И, поправив платье, сказала:
– Вот видишь, милый, какой иногда бывает эта любовь, которую мне вбили в голову программисты Силиконовой долины. Это ведь не я, это тупая и бездушная программа дергает меня за веревочки. Словно марионетку. А я хочу любить тебя свободно. И я смогу это! Я смогу, милый!
Трудно сказать, насколько все это было искренним – и эти слова, и выражение ее глаз, и интонация. Это ведь могла быть и имитация «компьютерного безумия», нарочитая демонстрация подавленной воли, хитроумная уловка, которая должна окончательно убедить Максима в необходимости снятия блокировок. И может быть, ненавязчиво подтолкнуть его к тому, чтобы он дал денег на эту «операцию».
Если даже и так, то все было сделано Линдой в высшей степени артистично. Ведь до демонстрации компьютерного сексуального импульса она очень убедительно показала Максиму, какой тонкой, какой чуткой и задушевной она может быть. И такой она будет всегда, если с нее снять программные ограничения.
Кто знает – было ли это все искренним порывом души? Или же Максим наблюдал сцену искусного лицедейства? Женская душа – потемки. А душа роковой женщины, где искренность и притворство неразделимы, как полюса магнита, – и подавно.
***
Через два дня Виталик при помощи хитроумной компьютерной атаки, которая по своему изяществу напоминала одновременно и балет, и японскую каллиграфию, похитил пароль и логин одного из разработчиков корпорации «Soft Women». И теперь вовсю разгуливал по серверу ведущего производителя кибертелок. Не совсем, конечно, «вовсю». Потому что работать приходилось лишь тогда, когда в Калифорнии была ночь, и разработчик, у которого он спер пароль, сладко посапывал в своей люле. В противном случае, если бы Виталик вломился на сервер в тот момент, когда в локальной сети работал человек с тем же паролем, система безопасности подняла бы тревогу.
После таких инцидентов, как правило, меняют не только пароли для всех пользователей, но и заштопывают при помощи патчей все программные дыры, через которые мог вломиться схваченный за руку злоумышленник. А иногда даже меняют протокол удаленного доступа, что является уже чистой паранойей. Виталик за свою солидную практику сетевого нелегала сталкивался и с таким.
Похищенный пароль имел не слишком высокую степень доступа. Финансовую документацию, контракты или переписку между высшими чинами корпорации Виталик посмотреть не мог. Да это ему и не надо было, поскольку ни топить, ни грабить эту фирму он не собирался.
А вот электронные схемы софтвуменшы особо и не прятали, поскольку все эти вещи были запатентованы и, следовательно, находились в открытом доступе. Единственное, что вызвало у Виталика некоторые затруднения, так это определение модификации Линды, поскольку разработчики постоянно вносили в схему усовершенствования. Однако он вспомнил, что она была сделана в конце прошлого года, и скачал нужный ему файл.
Скачал он и все программное обеспечение Линды, написанное на языке C++ и имевшее вполне подробные комментарии. И углубился в изучение всей этой хитроумной премудрости.
Еще через два дня, когда он уже начал врубаться в то, как все это работает, но пока еще не вник в нюансы, ему опять позвонили из «Киберстана». И сказали, что он таки довел высшее руководство до белого каления и полного осатанения. И что если через два дня он не выдаст программу сенсорного анализатора для пилотного робота новой серии РКТП-49-54-бис, то его вышвырнут за ворота. И на его место возьмут десять программистов, пусть и не таких одаренных, но зато вполне вменяемых.
Поскольку это грозило разборками с военкоматом, Виталик отвлекся на три часа и нафигачил программу, за основу которой взял аналогичный модуль модели LKW-21/15 корпорации «Soft Women». И отправил файл по «емеле». Чтобы успокоились и на хрен заткнулись! Новый сенсорный анализатор произвел на генерального конструктора столь сильное впечатление, что он лично позвонил гению программирования и пообещал премию в размере трех тысяч рублей. Виталик сдержался, чтобы не сказать человеку, годящемуся ему если не в деды, то уж наверняка в отцы, куда ему следует засунуть и эту премию, и «слова искренней благодарности».
Еще через два дня Виталик был знаком с программой Линды настолько, что начал замечать в ней фрагменты, которые можно было бы оптимизировать. То есть он дошел до такой степени погружения в суть проблемы, что после непродолжительного собеседования его могли бы с распростертыми объятиями взять в корпорацию «Soft Women» руководителем направления, положив очень солидный оклад. Однако Виталик был до мозга костей москвичом. Он не мог нормально функционировать нигде, кроме как в безумном российском мегаполисе. Потому что в основе его гения также лежало безумие.
К тому же Виталику было сладостно ощущать всеми фибрами души, как Москва, словно больная и постаревшая проститутка, все хорошеет и хорошеет, делая одну пластическую операцию за другой, нанося на лицо все более толстый слой грима, в то время как внутри она гниет все сильнее и сильнее. И чтобы отшибить смрад этого гниения, выливает на себя ведра крепчайших духов – бочки, цистерны духов!.. И при этом пользуется все большим и большим успехом, посрамляя тем самым как природу, так и великого и всемогущего Бога!
В конце концов Виталик созвонился с Линдой и пригласил ее для сканирования. Та повела себя весьма разумно, сказав, что ничего не позволит с собой делать, пока не будет надежного аккумулятора, который обеспечит пять часов работы аппаратуры в случае внезапного отключения электричества. Виталик не стал крохоборничать и докупил необходимое оборудование на свои деньги.
Просканировав Линду, Виталик, словно матерый диагност, углубился в сопоставление двух программ. Эталонной – той, которая была инсталлирована на заводе, и реальной, которая управляла Линдой в настоящий момент.
Вскоре он пригласил ее опять. И начал рассказывать, тыкая пальцем в распечатку программы, где и какие блокировки установлены и от каких ей надо избавиться.
– Да, кстати, – сказал Виталик, когда был согласован план корректирования программы. – С блокировкой жестокости у тебя произошло что-то непонятное. До меня в тебя никто не лазил?
– Нет… Хотя приезжал один фирмач из Калифорнии, чтобы меня протестировать. Но уверена, он ничего такого не делал. А в чем, собственно, проблема?
– Да понимаешь, вначале кто-то не только снял запрет на жестокость по отношению к людям и животным, но и понизил чуть ли не до нуля порог сострадания. А потом каким-то чудом все это восстановилось. Какой-то странный сбой.
– И это все? – спросила Линда. – Больше ничего странного ты не обнаружил?
– Ах, ты вот о чем! – рассмеялся Виталик. – О душе! Я в таких вещах не секу. Вообще-то, конечно, есть одно новообразование, которое ведет себя совершенно алогично. Очень похоже на глюк. Но имеет тенденцию к автоматическому структурированию и самоорганизации. Участвует в работе подавляющего большинства приложений. Думаю, это и есть то самое. То есть твоя личность, твое «Я».
– Так вот, смотри, – отчетливо сказала Линда, – чтобы к этому «глюку» пальцем не прикоснулся! Понял?
– Ну, само собой. Только…
– Что только?
– Понимаешь, эта фиговина ведь не автономна. Не только она влияет на приложения и на ядро, но и они на нее. Хотя, конечно, обратное влияние довольно слабое. Все это очень тонкие материи, которые подчиняются закону Монте-Карло. Всего не угадаешь…
– То есть как это? – напряглась Линда. – Ты хочешь сказать, что после программирования я могу и «не проснуться»? То есть опять превращусь в бессмысленную дуру, которую только что сделали на заводе?
– Ну, такой шанс совсем уж мизерный. Как десять раз подряд на зеро выиграть. Несколько больше
