постель! Живо!
– Нет, я не могу, потому что ты отказываешься говорить со мной об очень важных для меня вещах. И теперь вместо того, чтобы во время секса думать о любви, я думаю только о них.
– Так, – сказал мрачно Максим, – вот ты, значит, и до шантажа доросла. Отлично! Просто замечательно! Но знай, что меня голыми руками не возьмешь!
А потом сказал грязное слово «блядь».
Через два часа, когда я готовила для Максима его любимые голубцы, к воротам подъехала машина. Один из охранников вышел на улицу и довольно долго, как я поняла, беседовал с ее пассажирами. А потом впустил двух девушек, вид которых вызвал у меня недобрые предчувствия. Одна из них была блондинкой, волосы второй напоминали лесной пожар.
Девушки были одеты подчеркнуто легкомысленно, а их лица покрывала не только вульгарная косметика, но и явственная печать порока. Порок выдавали и жесты, и походка, и какой-то совершенно разнузданный смех, хриплый и вороватый.
Я поняла, что это проститутки. И решила пойти к Максиму, чтобы рассказать ему о совершенно возмутительном поведении охранников, которые в рабочее время занимаются столь неблаговидными делами. Такие вещи необходимо пресекать самым решительным образом – иначе охранники скоро, как сказано в словаре идиоматических выражений, сядут на шею.
Однако когда я вошла к Максиму, то застала у него этих распутных девиц, этих проституток. Как я сразу же поняла, их привели к нему отнюдь не для того, чтобы он отругал их и выставил за ворота усадьбы. Одна из них – «лесной пожар» – сидела у Максима на коленях, а блондинка – «ромашка полевая» – была уже топлесс.
Я была поражена. Совсем недавно, дней десять назад, Максим рассказывал мне о том, как сильно в свое время разочаровался в проститутках. Как грубо они обманывали его ожидания, унося с собой не только деньги, которых Максиму не было жалко, но и частицу веры в людей. А именно – в женщин. До тех пор, пока не унесли все, до мельчайшей крупицы.
И вдруг это продажное и вероломное племя вновь оказалось в доме Максима! В нашем с ним доме. Я этого не понимала! Отказывалась верить глазам своим!
Все это я в запальчивости высказала Максиму, чем вызвала у девиц приступ вульгарного смеха, который они сопровождали подчеркнуто неприличными жестами.
– Оставь нас в покое! – сказал Максим, и лицо его затуманилось похотью, которая всегда сопровождает секс без любви и за деньги.
– Нет, дорогой, – ответила я спокойно, ощущая свою моральную правоту. – Я не дам тебе совершить этот необдуманный поступок, продиктованный сиюминутной прихотью вероломной плоти.
– То есть как это? – изумился Максим.
– Так это! Потому что у этих падших женщин может быть венерическая болезнь, даже СПИД! А контрацептивы, согласно последним медицинским исследованиям, проведенным фирмой «Байер», не дают полной гарантии защиты от вагинальной инфекции. Шанс заразиться составляет ноль целых пятнадцать сотых процента. Я не позволю тебе так рисковать своим здоровьем и даже жизнью. Потому что СПИД неизлечим… Ну, и еще я ведь люблю тебя. И мне очень больно наблюдать твое нравственное падение.
А проституткам я сказала, чтобы они немедленно оделись и ушли прочь из нашего дома.
Максим был сильно раздражен. Он ругался – почти как Сергей. Велел проституткам не только оставаться, но и совсем раздеться, что они тут же и исполнили, видимо, готовые на все ради обещанного им огромного гонорара. Меня же он попытался выгнать из комнаты, даже плюнул в меня в бессильной злобе, поскольку сдвинуть меня с места могло лишь усилие в восемь целых и три десятых тонны.
Видя, что ситуацию невозможно изменить никаким иным образом, я собрала одежду падших женщин, взяла в правую руку «Ромашку полевую», в левую – «Лесной пожар» и вынесла весь этот мусор, которому не место в приличном доме, за ворота.
У сторожки стоял автомобиль неизвестной мне марки. Я сказала его водителю, очень несимпатичному молодому человеку, похожему на обритого персидского кота, чтобы он увозил «это» туда, откуда привез. И чтобы больше никогда не приезжал ни с «этим», ни с чем-либо подобным.
Молодой человек выскочил из машины и первым делом спросил: заплатили ли его девушкам? И дали ли еще половину сверх того – за этакий, как он сказал, «блядский концерт». Узнав, что девицы не получили ни доллара, он начал ругаться на меня скверными словами и даже попытался ударить. Я перехватила его руку и так держала до тех пор, пока он не попытался ударить меня другой рукой. Я перехватила и другую руку и приподняла его над землей. Он продолжал ругаться грязными словами, среди которых «бля» было самым пристойным. Тогда я начала плавно усиливать давление на его запястья, сказав, что через три минуты, когда разовьется усилие в десять килограммов на квадратный сантиметр, его кости переломятся. А еще через полторы минуты он вообще потеряет кисти рук. И велела ему перестать ругаться и уезжать.
Молодой человек, похожий уже не на обритого, а на облысевшего персидского кота, через минуту побледнел и испуганно закричал:
– Все, бля, в натуре, базара нету, твоя, бля, взяла, отпускай нафуй, мы уепываем!
Но я потребовала, чтобы он сказал то же самое более пристойными словами.
И он сказал на вполне приличном русском языке, что признает не только мое физическое, но и моральное превосходство, и склоняет перед ним голову, не имея никаких претензий. И даже попросил у меня прощения.
Ощипанный персидский кот, «Ромашка полевая» и «Лесной пожар» быстро прыгнули в машину и умчались со скоростью, которая значительно превышает не только максимально разрешенную на автострадах, но и превосходит технические возможности любого серийно выпускаемого автомобиля.
Когда я вернулась в дом, Максим посмотрел на меня как-то очень странно. Однако ничего при этом не сказал.
08.09.
Вчера я обо всем поговорила с Максимом. Думаю, он был со мной вполне откровенен. Он подтвердил практически все, что говорил Сергею в тот самый вечер, который закончился скандалом.
Итак, я – кукла. Я собственность Максима, которую он купил за миллион долларов. Купил, разочаровавшись в возможности встретить такую живую женщину, с которой ему было бы хорошо. Мне это было не совсем понятно. Я спросила его о том, что он имеет в виду, когда говорит «хорошо»: любовь, секс, ведение домашнего хозяйства, внешность или что-то еще?
Он грустно рассмеялся и сказал, что все это, в сущности, одно и то же. Что все это объединяется в таком загадочном слове, как «душа». Причем не одна душа, а две – женская и мужская. И когда они дополняют друг друга настолько, что получается единое целое…
Я прервала Максима. Сказала, что где-то читала про древнего гермафродита, в котором одновременно были заключены и мужчина, и женщина.
– Нет, – грустно ответил Максим, – это совсем другое. Порой бывает так, что встречаются мужчина и женщина, предназначенные друг для друга. И им вместе хорошо. Это бывает редко. Но еще реже бывает так, что им всегда хорошо друг с другом. То есть до самой смерти.
И тогда я спросила, что такое смерть.
Но Максим сказал, что с этим нам спешить не стоит. Надо вначале с жизнью как следует разобраться.
В общем, Максим так и не встретил такую женщину, с которой ему было бы хорошо больше месяца. Все его поиски оказались безрезультатными, а проститутки, которыми он был вынужден пользоваться, подрывали и здоровье, и финансовую стабильность. Например, Элеонора, на которой он намеревался жениться и которая подсказала ему, как заработать два миллиона, обошлась особенно дорого. Украденная ею особо ценная информация стоила Максиму девяти миллионов долларов. В результате Максим пришел к выводу, что будет гораздо экономнее заплатить за Линду – за меня! – миллион, чем продолжать пользоваться естественными куклами, которые «запрограммированы» так, что всякие мерзости и подлости у них получаются гораздо ловчее, чем секс.
– Ты намного лучше их всех, вместе взятых, – сказал Максим.
И это было очень приятно – я была ему очень приятна, и это было очень приятно для меня.
И тут же та, другая, которая во мне живет, зашептала мне, чтобы я встала со стула и негромко, но
