последних десятилетий.
Фейхтвангер ценит исторический роман потому, что ему кажется, будто художественная обработка этого 'завершенного' материала более легка и вернее приводит к успеху. В противоположность писателю, нам кажется, что именно эта 'легкость', то есть гораздо меньшее сопротивление, исторического материала ложным теоретическим построениям, и есть причина того, что как раз эти романы Фейхтвангера, слабее, чем его другие романы, где жестокость и требовательность современной жизни вступают в борьбу с намерениями автора и дают развиться его лучшим возможностям.
Это различие между историческим романом и романом из современной жизни не случайно. Рассматривая всю немецкую литературу империалистического периода, мы увидим, что, несмотря на блеск отдельных фигур, исторический роман этих лет не может сравниться с замечательным историческим изображением современности в 'Будденброках' Томаса Манна или 'Верноподданном' Генриха Манна… То же можно сказать и о литературе послевоенных лет. 'Волшебная гора' Томаса Манна, цикл романов Арнольда Цвейга о мировой войне, антифашистские романы Фейхтвангера превосходят в идейном и, особенно, в художественном отношении' всю художественно-историческую литературу, за исключением, быть может, только 'Генриха IV'.
В этом явлении выражается очень существенная проблема общественной миссик, лежащей на литературе. Что дает перечисленным романам такое значение? То, что их авторы старались образно передать конкретный исторический генезис своего времени. А это и есть то, чего еще нехватает антифашистскому историческому роману и отсутствие чего составляет его самую слабую сторону.
Как мы уже говорили, явление это обусловлено тем, что исторический дух, возрождающийся в литературе нового гуманизма, выражается ярче и чаще всего там, где писатель непосредственно сталкивается с современной изменяющейся действительностью и кладет в основу произведения свой живой опыт, свои жи-вые впечатления.
Историческое чувство, историческое мышление — это был тот новый принцип, который Бальзак воспринял от Вальтер-Скотта и передал лучшим писателям социального романа следующих поколений. Современный общественный роман так же растет из классического исторического романа, как последний вырос из великого общественного романа XVIII века. Решающая задача исторического романа наших дней — это восстановление чувства и понимания связи между прошлым и настоящим, утраченных в период упадка буржуазного реализма.
С художественной точки зрения, восстановление этой связи ведет к возрождению классического типа исторического романа. Но путь к этому возрождению не может быть и не будет чиста, эстетическим: художественно законченную форму может создать лишь конкретно-исторический подход к современности.
Исторический роман современного Запада возникает и развивается при свете новой восходящей демократий. Народный фронт не только защищает от фашистских покушений прежнюю, ограниченную к непоследовательную буржуазную демократию; чтобы действительно ее защитить; он вынужден сплошь и рядом выходить за ее узкие пределы, возвращать ее к революционно-демократическим историческим истокам и давать революционному демократизму новое, более развитое, всеобщее, социальное и демократическое содержание. Как сказал т. Хосе Диас, характеризуя движение народного фронта в Испании, Европа стоит перед нарождением демократии нового типа. Самая глубокая, последовательная, свободная от внутренних общественных противоречий социалистическая демократия, победившая в Советском Союзе и не существовавшая прежде ни в одной стране мира, является маяком для всех народов, обещанием их конечного освобождения, мощным фактором, движущим вперед все человеческое общество.
Борьба за новую демократию пробуждает в народе новую волну героизма; не только Советский Союз, где повседневная жизнь дает примеры самоотверженного и творческого труда, но и многие народы Европы и Азии вступили в героический период. И это совсем иное, чем героизм пуритан или якобинцев в английской и французской революциях, в основе которого лежали неизбежные иллюзии. Теперь массовый героизм покоится на познании действительных законов общественного развития и действительных нужд трудящегося человечества. Защитники народного фронта ведут борьбу за подлинные интересы всех трудящихся, за создание таких материальных и культурных условий, которые обеспечат им человеческую жизнь и возможность свободного развития.
Эта перспектива неизбежной конечной победы над капитализмом изменяет также и отношение идеологов новой демократии к прошлому. Современный писатель, обогащенный опытом народной антиимпериалистической борьбы во всем мире, может изобразить предшественников этой борьбы совсем по-другому, чем Вальтер-Скотт или Бальзак, для которых героический период был только величественным эпизодом, грандиозной интермедией, прерывающей на недолгий срок безнадежную серость жизни.
В первой части нашей работы мы цитировали прекрасный анализ романов Купера, написанный Максимой Горьким. В этом анализе ясно показана двойственность мировоззрения классиков исторического романа. Купер вынужден оправдать гибель скромного героического Кожаного Чулка, благородного и человечного индейца, признать эту гибель необходимой для дальнейшего прогресса: однако в изображении Купера победитель по своей человеческой ценности намного ниже побежденного. Такова судьба всякого примитивного общества, приходящего в соприкосновение с капитализмом.
Если писатель, понявший главную историческую тенденцию современности — развитие к коммунизму, возьмет подобную же тему, он станет перед проблемой: какая судьба ждет народ, сохранивший много черт первобытно-коммунистического строя, если он войдет в соприкосновение со страной, где победила пролетарская революция? Ясно, что при этом в корне изменится экономическая снова жизни вчера еще отсталого народа, изменятся обычаи, воззрения на природу, семью и т. д.; но так же ясно, что эти изменения прямо противоположны тем, которые рисовал Купер с таким потрясающим трагизмом.
Во многих областях Советского Союза произошло соприкосновение социалистического строя с жизненным укладом народов, стоявших на различнейших ступенях общественного развития (конечно, далеко не всегда настолько примитивных); и весь мир был свидетелем невероятно быстрого экономического, политического, культурного подъема в жизни этих народов.
Таким образом, новое историческое чувство, порожденное осуществлением социалистической демократии в одной стране и. нарастанием широких революционно-демократических течений во всем мире, дает искусству огромные и новые возможности.
Революционное освобождение из-под ига капитализма вызвало в народных массах волну героического подъема. И этот подъем здесь уже не эпизод, за которым следует неминуемый спад народной энергии; напротив, революционный взрыв расчищает все препятствия с пути, по которому устремляется эта энергия, все расширяясь и усиливая свой напор. Раскрепощенные народные силы проявляют свою творческую природу и прежде всего создают государство социалистической пролетарский диктатуры, которое улавливает тенденции народного исторического развития и организует, соответственно им, строительство общественных норм и учреждений, позволяющих использовать максимум народной энергии для дальнейшего материального и культурного, подъема всего общества.
Уверенность в окончательном и полном социальном раскрепощении народа изменяет отношение исторического романа к будущему и перемещает акцент в отношении к прошлому на то чувство, которое утверждает его перерастание в новые исторические формы; победа социализма в СССР заставляет открывать в прошлом черты и тенденции, остававшиеся прежде в тени, неизвестные классическому историческому роману. В этом смысле новый, вырастающий из современной народности и демократизма исторический роман будет противоположен классическому.
Из всего нами сказанного понятно, что эта новая перспектива открывается не только перед советскими писателями (хотя, конечно, такие общественно-исторические тенденции в Советском Союзе выражаются несравненно яснее как объективно, так и субъективно). Борьба за демократию нового типа,
