неустрашимым мужеством и прямотой изображают увиденные противоречия, возникает противоречивая, парадоксальная, незавершенная, в классическом смысле, форма романа, художественное величие которой заключается именно в том, что она в адэкватно-противоречивой форме отражает и художественно изображает противоречивость последней ступени классового общества. 'У мастера новое и значительное развивается в навозе противоречий' (Маркс).
Этот неизбежный путь развития романа объясняет также, почему буржуазное развитие не могло дать верную теорию романа. Классицистически направленная эстетика первого буржуазного века должна была пройти мимо специфических особенностей романа, не обратив на них внимания. Великие романисты (Фильдинг. Скотт, Гете, Бальзак) и немецкие классики эстетической мысли, особенно Гегель, поняли существеннейшие эстетические и исторические определения романа; но их познание находит себе предел там же, где был предел и для творческой практики великих представителей романа. Гегель верно устанавливает, что роман должен в конце концов притти к приспособлению героя к буржуазному обществу. О плачевной стороне этого приспособления он говорит с подлинно рикардовским цинизмом. Но он не в состоянии до конца понять диалектику неудавшихся намерений великих романистов, их величие против собственной воля, их победу, заключающуюся в крушении их надежд.
По определению Фильдинга и Бальзака, романист призван быть 'историком частной жизни'. Но они принимаются, с полной художественной сознательностью, за изображение характеров, ситуаций, страстей, действий в повседневном тривиальном разрезе буржуазной жизни, именно вследствие стремления воспроизвести с высшей правдивостью основные законы буржуазного общества. Типичное у великих романистов как в построении действия, так и в изображении характеров не имеет ничего общего с средне- статистическим; напротив, это энергичное созидание противоречий, выступающих на первый план и проявляющихся в крайних характерах и крайних положениях. Пафос 'материализма буржуазного общества' может быть адэкватно выражен в слове только при таком возвышении его до крайних пределов.
Великие романисты храбро противопоставляют поверхностному (правдоподобию событий и характеров средней буржуазной повседневности предельно выраженные общественные противоречия. Их реализм покоится на этом бесстрашии в раскрытии противоречий, на общественной правдивости содержания, для изображения которого художественным средством служит реализм деталей.
Когда общее развитие буржуазии кладет конец этому 'бескорыстному исследованию' и 'нелицеприятному изучению' и на их место ставит 'бессовестность и злонамеренность апологетики' (Маркс), приходит конец и великому реализму в романе. Эту потерю уже не смогут возместить ни честнейшие стремления выдающихся писателей, ни возрастающая тонкость наблюдения и передачи реалистических деталей. Неблагоприятность буржуазной жизни для искусства и литературы проявляется в романе с все увеличивающейся силой.
Здесь мы подошли ко второй основной проблеме — к вопросу о периодизации. Марксистская трактовка жанра может быть только историко-систематической. Наш очерк основных законов романа опирался поэтому с самого начала на изучение истории общества. Мы изучали роман на основе марксистской точки зрения на историю. Изучение внутреннего развития самого романа и его периодизация могут следовать только за большими этапами истории классов и классовой борьбы. Но и здесь подход должен быть историко-систематическим, а не эмпирико-вульгарно-историческим, потому что, в противном случае, нельзя будет понять в применении к данной области закона неравномерности развития.
Если мы, например, установим поворотный пункт развития романа в революции 1848 года, то для нас должно быть ясно, что это относится к западноевропейским странам, затронутым поворотом 1848 года, и что Россия — mutatis mutandis — совершила поворот в общественном развитии, сходный с европейским 1848 г., только в 1905 г. Следовательно, русский роман XIX в. во многом будет соответствовать европейскому роману периода между 1789–1848 гг., а не роману, характерному для зап. — европейского развития после 1848 года. Само собой разумеется, что это утверждение предполагает учет неравномерности развития: развитие Европы влияет на развитие России и изменяет его, и это влияние у отдельных романистов является даже преобладающим.
Мы имеем возможность охарактеризовать отдельные периоды только в самых грубых чертах. Особенно сильно пострадает от краткости изложения как систематическое выделение общих черт того или иного периода, так и неизбежно проявляющаяся неравномерность развития, которые не только нe препятствуют периодизации, как полагают 'историцисты', но делают ее диалектически разветвленней и богаче. С этой оговоркой мы переходим к изложению отдельных важнейших периодов в конспективном, почти телеграфном стиле.
1. 'Роман in stаtu nasсеndi'. Период возникновения буржуазного общества. Борьба великих романистов этого времени (Раблэ, Сервантес) направлена прежде всего против средневековой деградации человека. Идеалы буржуазного общества, понимаемые соответственно периоду его возникновения (например, свобода личности), обладают еще увлекающим пафосом исторически оправданной иллюзии. Однако противоречия буржуазного общества, жизненная 'проза' и т. д. начинают уже сказываться. Великие писатели, в особенности Сервантес, ведут борьбу 'на два фронта' — против старой и новой деградации человека. Основной стилевой признак этого периода — реалистическая фантастика. Реализм деталей. Проникновение плебейских элементов в заимствованные из средневековья мотивы формы и содержания, действия и характеров выводит однако далеко за пределы обычного реализма, к смелой и широкой форме, реализм перерастает при сохранении внутренней общественной правдивости в фантастичность. Этот фантастический реализм стилистически проявляется еще и в следующий период (Свифт, Вольтер).
2. '3авоеванне обыденной действительности'. Период первоначального накопления. Решающее развитие идет прежде всего в Англия. Дефоэ, Фильдинг, Смоллет и др. Широкий и фантастический горизонт суживается; фабула и характеры становятся реалистическими в более узком смысле. Добившаяся экономического господства буржуазия завоевывает себе право на то, чтобы присущие ей классовые судьбы — такими, как они есть, — стали предметом великого эпоса. В этот период прогрессивный, активный принцип буржуазии подчеркивается с большей силой, чем в какую бы то ни было фазу развития. В равной мере здесь происходят энергичнейшие попытки создать 'положительного' буржуазного героя. Эти попытки даже в высших достижениях покупаются ценою известной ограниченности 'положительного' героя; и все- таки здесь существует еще такая свобода и такое мужество самокритики, что' 'положительный' герой этого периода был бы нетерпим в XIX столетии. (Ср. Теккерей о Томе Джонсе Фильдинга).
Признание прогрессивности буржуазного развития не мешает великим писателям этого периода с глубокой правдивостью изображать ужасы общественного переворота эпохи первоначального накопления. Плодотворное для романа противоречие заключается здесь именно в неразрешенном противоречии между ужасной правдой изображаемого явления и несломленным оптимизмом поднимающегося класса (Дефоэ). Борьба буржуазии за преобладание ее собственных жизненных форм в литературе выдвигает роман, борющийся против мертвящей феодальной традиции за освобождение человеческих чувств, за субъективизм (Ричардсон, Руссо, 'Вертер'), Этот субъективизм, представляющий собой прогрессивную, иногда даже перерастающую в революционную, тенденцию, ведет в то же время к субъективистскому релятивизму и разложению формы романа (Стерн).
3. 'Поэзия духовного зоологического царства'. Период вполне развернутых противоречий буржуазного общества, но еще предшествующий самостоятельному выступлению пролетариата. Французская революция кладет конец 'героическому самообману' (Маркс) идеологов буржуазного класса. Проза буржуазной жизни стала очевидной. Возникает романтизм, как значительное международное течение. Романтизм, с одной cтopoны, борется против капитализма с точки зрения отошедших в прошлое общественных форм, с другой стороны — большой частью бессознательно переходит сам на капиталистическую почву. Он начинает таким образом чисто субъективно-идеологическую, идеалистическую борьбу против капитализма, воспринимаемого как данность, как 'судьба'. Этим он сглаживает противоречия капитализма, которые хотел углубить, выдвигает ложную дилемму: пустой субъективизм или раздутый объективизм. Oн подчеркивает односторонним (и потому превращающимся в реакционный) образом момент деградации человека при капитализме.
Великие писатели этого периода развиваются в направлении к большому реалистическому стилю путем преодоления романтических тенденций, путем борьбы за понимание эпохи как целого, со всеми eе сложившимися противоречиями. Однако их позиция в отношении романтизма двойственна. С одной
