При творческом изображении этого возмущения 'натюрмортность' описательной манеры гибнет, сама собой возникает необходимость фабулы, рассказа. Здесь можно сослаться не только на шедевр Горького 'Мать'; романы, подобные 'Пелле завоевателю' Андерсена Нексе, свидетельствуют о таком же разрыве с современной описательной манерой (само собою разумеется, этот способ изображения возникает вследствие близости писателя, связанного с классовой борьбой пролетариата, к жизни).
Но разве это, описанное Марксом, возмущение против отчуждения человека при капитализме существует только у рабочих? Само собою разумеется, нет. Подчинение всех трудящихся экономическим формам капитализма вызывает у этих трудящихся различнейшие формы возмущения. Даже довольно значительную часть буржуазной интеллигенции капитализму удается 'воспитать' в духе буржуазной бесчеловечности только постепенно, только после ожесточенных боев. Новая буржуазная литература свидетельствует здесь против самой себя. Самая типичная для нее тематика — изображение разочарования, потери иллюзий — доказывает наличие протеста. Каждый роман о разочаровании — история такого неудачного протеста.
Но этот протест задуман поверхностно и поэтому изображается без настоящей силы.
Само собою разумеется, тот факт, что капитализм, в сущности, 'готов', совсем не значит, что отныне все в полном порядке, что в жизни отдельных людей прекратилась всякая борьба, всякое развитие. Говоря о том, что капиталистическая система закончена, мы имеем только в виду, что она непрестанно воспроизводит самое себя на все более высокой ступени 'законченной бесчеловечности', причем процесс воспроизведения представляет собой а действительности цепь ожесточенных, яростных боев. В жизни отдельного человека, который ведь не появляется на свет сразу в качестве готового придатка к капиталистической машине, который становится им постепенно, в результате своего жизненного пути, также происходят эти бои.
Основная идейная я творческая слабость писателей натуралистического направления заключается в том, что они как писатели безоговорочно капитулируют перед капиталистической действительностью. Они видят в ней только результат, а не борьбу противодействующих сил. Даже и там, где они, казалось бы, изображают какое-то развитие, — в романах о разочаровании, — окончательная победа капиталистической бесчеловечности предвосхищается в образе героя. Это значит, что 'закостеневший' в духе 'готового' капитализма человек создается не в процессе развития романа, а что в образе героя с самого начала обнаруживаются черты, которые могли бы выявиться только в результате всего процесса. Вот почему иллюзии, которые разрушаются в процессе романа, производят такое слабое, такое чисто субъективной действие. На страницах романа капитализм не совершает духовного убийства живого человека, которого мы, живые люди, узнаем и научаемся любить; нет, мертвец бродит между кулисами натюрмортов со все растущим сознанием своей смерти. Фатализм писателей, капитулирующих, хоть и со скрежетом зубовным, перед бесчеловечностью капитализма, обусловливает отсутствие развития действия в этих 'романах с развитием'.
Поэтому неправильно утверждать, что этот метод изображения адэкватно отражает капитализм с его бесчеловечностью. Наоборот! Помимо желания писателей, они ослабляют эту бесчеловечность, потому 'что этот факт — наличие людей без активной внутренней жизни, без живой человечности и человеческого развития, гораздо менее возмутителен и вызывает гораздо меньшее раздражение, чем тот факт, что капитализм ежедневно и ежечасно превращает в 'живые трупы' тысячи живых людей с бесконечными человеческими возможностями.
Для того чтобы ясно представить себе этот контраст, достаточно сравнить романы Горького, изображающие жизнь буржуазии, с произведениями современного реализма. Современный буржуазный реализм. пользуясь методом наблюдения и описания, потеряв способность изображать подлинное биение жизненного процесса, отражает капиталистическую действительность неадэкватно, ослабленно. Деградация, уродование человека капитализмом трагичнее, зверства капитализма гнуснее, жесточе и беспощаднее, чем на той картине, которую могут нарисовать даже лучшие романы этого типа.
Конечно, было бы упрощением сказать, что вся современная литература совсем без борьбы капитулировала перед фетишизированием вещей и 'обесчеловеченьем' жизни, которые явились результатом 'законченного' капитализма. Мы уже указывали на то, что весь французский натурализм периода после 48 года был, по своим субъективным намерениям, движением протеста против этого процесса. И в позднейших литературных направлениях разлагающегося капитализма можно заметить, что различные литературные тенденции у значительных представителей этих направлений соединяются с такими настроениями протеста. Представители различных формалистических тенденций, крупные люди и художники, хотели бороться поэтическим оружием против бессмысленности капиталистической жизни. Так, при рассмотрении символизма позднего Ибсена ясно виден этот бунт против монотонной бессмысленности буржуазной повседневности. Но все эти бунты художественно бесплодны, если только они не докапываются до основы этой бессмысленности человеческой жизни при капитализме, если они не и состоянии активно участвовать в жизни, осознавать идейно и творчески изображать настоящую борьбу людей за разумное строительство своей жизни.
Поэтому-то для литературы и теории литературы имеет столь важное значение гуманистическое восстание лучших представителей интеллигенции капиталистического мира. Чрезвычайное разнообразие направлений и значительность отдельных личностей, входящих а ряды этого гуманистического течения, не позволяют дать в рамках этой статьи даже беглый анализ его. Укажем только вкратце, что уже в открытом гуманистическом восстании Романа Роллана, в сатирической самоликвидации изолированного и изолирующего эгоизма у Андре Жида и т. д. наблюдаются очень серьезные тенденции, выходящие за рамки литературных традиций буржуазной литературы периода после 48 г. Подкрепление, полученное этим гуманизмом благодаря победе социализма в Советском Союзе, конкретизация его целей, обострение его борьбы против фашистского зверства, как высшей формы капиталистической бесчеловечности, подняли эти тенденции и в теоретическом отношении на более высокий уровень. В теоретических статьях последних лет Жид, Мальро, Ж.-Р. Блок приступают к принципиальной критике искусства второй половины XIX и начала XX века. Само собою разумеется, эта критическая борьба еще не завершена, в ней еще не на всех участках добились принципальной ясности, но самый факт такой принципиальной борьбы, такого принципиального разрыва с периодом декаданса является историческим симптомом величайшего значения.
Примечания
1
Эккерман. Разговоры с Гете. Цитирую по немецкому изданию.
2
Zola. Le roman experimental. Paris. 1900.
3
К а р л Маркс. Собр. соч., т. XII, ч. I, стр. 203.
