самого конца, думаю, это говорит во мне ученый. Мы из–за этого спорили. Поругались, если честно. Но в результате решили, что так будет лучше.
Морин подумала, что где–то в глубине души Кейтлин до сих пор не верит, что ее детей больше нет, иначе бы она вела себя совсем по–другому.
— Что ж, я рада, что ты здесь, со мной. И пить эти таблетки я тоже не собираюсь. Правда, хотела спросить: будет больно?
— На короткий миг. Когда земная кора начнет разрушаться. Будет похоже, что мы сидим на вершине извергающегося вулкана.
— Что ж, ты отметила Рождество раньше срока. То же будет с Ночью Гая Фокса.
— Похоже, что так. Я хотела дойти до конца, — повторила Кейтлин. — Ведь я когда–то начинала с изучения сверхновых звезд.
— Не надо думать, что в происходящем есть твоя вина.
— Но я так считаю, немного, — призналась дочь. — Глупо, правда?
— Как же убежище в Оксфорде, ты решила не ехать?
— Подумала, лучше я буду здесь, с тобой. Ах да, чуть не забыла. — Кейтлин сунула руку в карман пальто и вытащила сферический предмет, не больше теннисного мяча.
Морин взяла его в руку. Предмет был тяжелый, черный и гладкий.
— Из такого материала делают обшивку для космических шаттлов. Он способен поглощать огромное количество тепла.
— Другими словами, он переживет Землю.
— Такова идея.
— Внутри что–то есть?
— Да. Сфера будет собирать информацию о происходящем до тех пор, пока Разрыв не достигнет сантиметровой границы и не разрушит прибор. Тогда высвободится облако мельчайших сенсоров, мы зовем их «соринками». Это нанотехнологии, мам, машины размером с молекулу. Они продолжат сбор данных, пока расширение не охватит молекулярный уровень.
— И как долго они протянут с момента, как сферы не станет?
— Всего лишь микросекунду или около того. Мы не можем быть уверены на сто процентов, что работа приборов продолжится после.
Морин взвесила в руке сферу.
— Отличная штука. Жаль, собранная информация никому не понадобится.
— Как знать, — пожала плечами Кейтлин. — Некоторые исследователи утверждают, что это всего лишь переход, не конец. Вселенная и раньше переживала подобное, — например, перешла из состояния волнового излучения в состояние, где основой всего является материя и где смогли существовать мы. Может, в начинающейся эре темной энергии тоже появится жизнь.
— Но не по образу и подобию человека.
— Боюсь, нет.
Морин встала и опустила сферу посреди лужайки. Воздух сделался прохладнее, и траву усыпали крупинки росы.
— Здесь нормально?
— Думаю, да.
Земля внезапно задрожала, и раздался звук, словно глубокоглубоко в ее недрах хлопнула гигантская дверь. Включились сигнализации автомобилей и домов — отдаленные скорбные завывания. Морин забежала назад в беседку. Села рядом с Кейтлин, и они крепко прижались друг к другу, схватившись за руки. Молодая женщина хотела было разглядеть время, которое показывали наручные часы, но вдруг передумала.
— Думаю, обратный отсчет нам не потребуется.
Земля вздрогнула сильнее; последовал странный шум, как будто волны тянут за собой береговую гальку. Морин выглянула наружу. Одна стена ее дома обвалилась, и на том месте красовалась груда кирпичей.
— Теперь строителя уж точно не найти, — хотела пошутить Кейтлин, но голос ее выдал страшное волнение.
— Думаю, нам лучше выйти.
— Хорошо.
Они покинули беседку и остановились на газоне, рядом со сферой, крепко обнявшись. Еще один спазм заставил почву содрогнуться, и посыпавшаяся с крыши дома черепица с жалким звоном разбилась вдребезги.
— Мам, еще кое–что.
— Да, дорогая.
— Ты сказала, что не стоит расшифровывать сигналы.
— Ну да. Я всегда думала, что их содержание вполне очевидно.
— Что–что?!
Морин попыталась повторить.
Но земля вдруг разверзлась, словно лопнула. Покрытая росой лужайка взлетела вверх, а сама женщина упала лицом во влажную траву. Дома, люди, деревья, все плавало в воздухе, подсвеченное красным светом, идущим снизу, из раскаленных, распоротых недр.
Морин все еще держала зажмурившуюся в ужасе Кейтлин за руку.
— Прощайте! — прокричала она. — Они говорили «прощайте»! Но вряд ли дочь ее услышала.
…конец
Аластер Рейнольдс
Дочь санника
Аластер Рейнольдс часто публикуется в «Interzone», а также в «Asimov's Science Fiction», «Spectrum SF» и других изданиях. Его первый роман «Космический Апокалипсис» («Revelation Space») был признан одной из лучших научно–фантастических книг года. Вскоре за ним последовали «Город Бездны» («Chasm City»), «Ковчег спасения» («Redemption Ark»), «Отказ в прощении» («Absolution Gap»), «Вековой дождь» («Century Rain») и «Торговля льдом» («Pushing Ice») — масштабные космические оперы, ставшие бестселлерами и закрепившие за Рейнольдсом славу одного из лучших фантастов последних лет. Среди других книг писателя сборник повестей «Алмазные псы, бирюзовые дни» («Diamond Dogs, Turquoise Days»), новые романы «Префект» («А Prefect») и «Дом Солнц» («Ноше of Suns»), а также два новых сборника — «Галактический север» («Galactic North») и «Голубой период Займы» и другие рассказы» («Zima Blue and Other Stories»). Профессиональный ученый с докторской степенью по астрономии, Рейнольдс родился в Уэльсе, но живет в Голландии, где работает в Европейском космическом агентстве.
Работы Рейнольдса всегда отличались масштабностью: в рассказе «Галактический север» («Galactic North») описывается беспощадная погоня одного космического корабля за другим, растянувшаяся на сотни тысяч световых лет, а в рассказе «Тысячная ночь» («Thousandth Night») сверхбогатые бессмертные берутся за проект, требующий перестановки всех звезд в галактике. В представленном ниже произведении мы оказываемся несколько ближе к дому, в полуразрушенной цивилизации, пострадавшей от столетий войн и катастроф, и видим молодую девушку, столкнувшуюся с самой обычной в нашем понимании проблемой, однако нашедшую для нее совершенно уникальное решение.
Завидев впереди Двадцатиарочный мост, она остановилась и положила мешки — две свиные головы и свечной воск на сорок пенсов оттянули руки. Отдыхая, Кэтрин поправила тесемку на шляпе, опустила поля так, чтобы закрывали лоб от
солнца. Воздух был по–прежнему прохладным, но свет стал по–новому яростным, и на лице от него
