красный цвет.
— Вот за этой дверью, — указал Чжу, — помещается Дом Подавления и Усмирения.
Сяо невольно вздрогнул. Он, разумеется, слышал об этом учреждении и постарался отогнать пришедшие на ум ассоциации.
— Несмотря на толстые стены и двери, — продолжал Чжу, — предназначенные для того, чтобы заглушать все звуки, иногда оттуда доносятся вопли и жуткий вой.
Они миновали черную с алым дверь, повернули за угол и оказались в длинном коридоре; Сяо постарался выбросить из головы дверь и мысли о том, что скрывалось за нею.
Наконец они вышли на широкий двор, со всех сторон окруженный узкими дверями, ведущими в тесные камеры. Под пристальными взглядами часовых на ярком утреннем солнце бродили мужчины и женщины, едва перебирая ногами. Часовые стояли на башнях, расположенных у стен двора и увенчанных флагами на высоких древках.
— Ну вот мы и во Внешнем Здании, — объявил Чжу, — здесь временно размещены гости Вышитой Гвардии. Некоторые из них признались в совершении мелких преступлений, наказанием за которые служит тюремное заключение, остальные ожидают окончательного приговора императора. Лишь немногие так ни в чем и не признались, и в Доме Подавления и Усмирения сочли, что они вряд ли когда–нибудь заговорят. Но приговор не может быть вынесен без признания вины. Поскольку следователи решили, что эти подозреваемые не столь опасны, чтобы помещать их во Внутреннее Здание, их вернули обратно, и теперь они ждут здесь.
— Ждут чего? — спросил Сяо, оглядывая мелькавшие перед ним безжизненные лица.
— Одни ждут императорского помилования, другие — появления новых улик, а остальные — просто ждут. Думаю, смерти.
Агент Чжу указал на древнего старика, сидевшего, скрестив ноги, посередине двора; он сосредоточенно следил за движением теней, которые отбрасывали на землю две башни.
— Вот человек, которого вы ищете, — сказал агент Чжу. — Это Лин Сюань.
Сяо Вэнь сидел напротив старика в комнате для допросов. Агент Чжу ждал за тяжелой деревянной дверью, окованной железом; едва ли из–за нее доносится хоть один звук, подумал Сяо, разве что самый отчаянный вопль.
Перед Сяо лежала связка бумаг; старик сидел сгорбившись, сложив руки на коленях, и на его сморщенном лице с отвисшей челюстью блуждала улыбка слабоумного.
— Лин Сюань? — повторил Сяо.
Старик смотрел на разделявший их простой деревянный стол, отполированный ладонями нескольких поколений. Сяо невольно задумался о том, какие беседы происходили за этим столом за долгие годы существования Вышитой Гвардии, созданной еще при императоре Юнлэ,[31] во времена Светлой Династии.
Но старик по–прежнему не отвечал.
— Это ваше имя?
Старик испустил тяжелый вздох через нос, несколько раз моргнул и выпрямился, не отрывая взгляда от столешницы. Затем он заговорил; голос у него был тихий, но в нем чувствовалась мощь, подобная отдаленным раскатам грома.
— Извивы и переплетения на досках этого стола напоминают о небесах и облаках, вышитых золотыми нитями на одеянии, которое я носил, будучи на службе у императора Шуньчжи.[32] Как странно — я снова встречаю их здесь после стольких лет. Возможно, они хотят напомнить мне о прошлом, о тех днях, когда жизнь моя была более благополучна.
Старик говорил медленно, но не делал пауз между словами и произнес всю речь на одном дыхании.
Сяо взглянул на стол, однако не увидел ничего, кроме бессмысленных линий и сучков. Неужели узник лишился рассудка и долгие поиски оказались напрасными?
— Должен вам напомнить, — произнес Сяо спокойным, но внушительным тоном, — что я пришел сюда по повелению военного министра, который выражает волю самого Трона Дракона.[33] Итак, еще раз спрашиваю вас, ваше имя…
— Да, — ответил старик, не поднимая глаз. — Мое имя Лин Сюань.
Сяо отрывисто кивнул:
— Хорошо. Вы — тот самый Лин Сюань, чье имя упоминается здесь?
Сяо положил на стол лист бумаги — недавно сделанную им копию фрагмента инвентарной описи государственного архива императора Чжу Юцзяня,[34] последнего правителя Светлой Династии, который царствовал перед тем, как с севера хлынули маньчжуры и основали Чистую Династию.
В описи был подчеркнут один пункт: «Повествование о путешествии на восток, в земли, лежащие за океаном, с особо подробным описанием Мексики, автор Лин Сюань, цзюжэнь [35]».
Лин долго смотрел на бумагу, словно решая в голове сложное математическое уравнение. Затем заговорил, и снова в голосе его звучали раскаты грома.
— Столько времени прошло. — И опять погрузился в молчание. После продолжительной паузы старик медленно кивнул, поднял голову и встретился взглядом с Сяо. — Да, — произнес Лин. — Это я.
— Отлично! — нетерпеливо воскликнул Сяо. — С сожалением должен вам сообщить, что от вашего отчета осталось лишь название; вместе с другими книгами он был утерян во время смены династий. Я пришел сюда с целью расспросить вас о…
— Столько времени прошло, но я помню все, словно это случилось вчера.
Сяо молчал, ожидая продолжения. Но Лин больше ничего не сказал, и молодой чиновник, кивнув, заметил:
— Это хорошо, потому что…
— Когда мы молоды, — заговорил старик, и гром, казалось, загремел ближе, — время едва тянется. Я помню, как в дни моей юности лето продолжалось долгие десятилетия. Но вот мы становимся старше, месяцы и годы летят мимо, подобно стрекозам, один за другим, целыми дюжинами. Тем не менее по календарю день остается днем, не так ли? Как вы думаете, почему время по–разному течет для нас в разных обстоятельствах?
Сяо нетерпеливо зашуршал лежавшими перед ним бумагами.
— Не знаю. Итак, я говорил…
— У меня зародилось подозрение, что время каким–то образом — как именно, я не совсем понимаю — подвластно наблюдателю. День означает для меня совсем не то, что он означает для вас. Каким странным показался бы мне мой день, если бы я смог взглянуть на него вашими глазами.
— Лин Сюань, я настаиваю на том, чтобы вы выслушивали мои вопросы и отвечали на них.
— Завтра мы увидим, как будет выглядеть наш день, верно? — Лин Сюань медленно поднялся на ноги, подошел к двери и постучал по металлическим пластинам костяшками скрюченных пальцев. — Возможно, тогда у нас появится новая точка зрения на субъективность времени.
Сяо, вскочив на ноги, повысил голос:
— Лин Сюань, я настаиваю, чтобы вы вернулись на свое место и отвечали на вопросы!
Агент Чжу, услышав стук, открыл дверь.
Лин, оглянувшись на Сяо, благостно улыбнулся:
— А если я буду настаивать на том, чтобы солнце прекратило свое движение по небу и застыло на месте, вы думаете, оно меня послушает?
С этими словами Лин Сюань развернулся и вышел из комнаты, слегка кивнув на ходу агенту Чжу. Сяо, покраснев от гнева, ринулся к двери:
— Агент Чжу, заставьте его повиноваться! Чжу посмотрел вслед уходящему заключенному.
— Этот старик выжил, проведя больше года в Доме Подавления и Усмирения, — ответил он, — но так и не признался ни в чем. Вы думаете, я смогу заставить его говорить?
Чжу направился во двор, и Сяо последовал за ним, прижав к бокам дрожащие, стиснутые в кулаки руки.
