собиралась откладывать тестирование их роскошной спальни на потом.
Глава 7
— Эрика, твоя запеченная рыба вчера была исключительной! — Луиза Иннокентьевна с удовольствием вспоминала прошедший накануне ужин. Это был один из редких вечеров, когда Эрика пригласила их с отцом в гости. Не то чтобы они редко у нее бывали, нет, редкостью было то, что она сама готовила ужин. Чаще всего Эрика сама забегала к ним повидаться и перекусить или взять что-нибудь домой, чтобы не возиться с ужином, или же просила домработницу что-нибудь приготовить для них. Она сама прекрасно умела готовить, у нее было то самое кулинарное чутье, которое делает блюда, приготовленные его обладательницей, изысканными и необычайно вкусными. Но Эрике было жалко тратить свое время на такое банальное дело, как приготовление пищи, а потому готовила она исключительно по особым случаям и вдохновению и представляла это всегда, как большой праздник.
— Спасибо, мам, ты же знаешь, что я люблю пофантазировать. Мы подобную рыбу на юбилее дяди пробовали, помнишь? Я просто чуть изменила соус и вот — вуаля! — Эрика, как всегда не страдала излишней скромностью.
Она прекрасно выглядела, замужество, как любили говорить ее друзья, пошло ей на пользу. Она обрела черты обворожительной молодой женщины, ее магический взгляд изумрудных глаз, так привлекавший многих мужчин, стал еще более насыщенным и наполнился чувственностью и женственностью, ее не тревожили никакие заботы, она жила по своему расписанию и составляла его, следуя исключительно своим желаниям. Она продолжала работать, но уже в частной клинике, пока не своей, а у их знакомых, и планировала через годик открыть свой кабинет или консультационный центр. Семейная жизнь ее протекала без особых хлопот. Она всегда с иронией и усмешкой слушала рассказы своих подруг об их семейных трудностях. Она не понимала, как они могли дойти до того, что мужья пытались диктовать им, что делать, как проводить свое время и как тратить деньги. Она списывала это на счет их слабохарактерности и полного отсутствия самоуважения. Доводить дело до спора, как супругам проводить отпуск и в какую школу отправлять детей? Нет уж, простите, это было не для нее. Если у человека есть свое мнение, он не станет его менять только из-за того, что другой человек, связанный с ним брачным свидетельством, имеет другую точку зрения. Мама смеялась над рассуждениями Эрики, напоминая, что просто ей повезло с мужем, что он никогда не вмешивается в ее дела и не навязывает ей свои суждения. Если бы у Макса был другой характер, Эрика запела бы совсем другую песню.
Это было правдой, характер Макса устраивал Эрику как нельзя лучше, но, с другой стороны, это было единственным путем сосуществования в семье, который она могла признать.
Макс боготворил ее и не «мешал жить», как она выражалась. Поначалу они много спорили по поводу его работы и карьеры, но он твердо стоял на своем и ни в какую не хотел уходить из практической хирургии. Доводы типа «не хватает денег» на него не действовали, тем более что зарабатывать он стал более или менее прилично благодаря частным операциям и популярности среди пациентов. Эрика не хотела менять свои потребности и стиль жизни, и денег Макса ей, конечно, не хватало на ее сумасшедшую по насыщенности жизнь. Однако родители по-прежнему помогали ей финансово, закрывая глаза на доходы зятя, так как он хорошо относился к их дочери и этого было в принципе достаточно. В итоге Эрика отстала от Макса в плане работы, предоставив ему свободу действия. В обмен на свою. Это был негласный пакт о «невторжении на личную территорию» друг друга. То есть, скорее, это относилось к Эрике. Ей эта свобода и отсутствие каких-либо обязательств были просто необходимы. Макс не мог сопровождать ее на всех мероприятиях, но ей этого и не было нужно. Ей хватало его присутствия дома, он устраивал ее, и даже очень, как мужчина, он был надежен, решал практически все бытовые вопросы и не обременял ее своими проблемами. И, самое главное, не мешал ей проводить ее свободное время (которого у нее было намного больше, чем у него) так, как ей этого хотелось. В то же время они довольно часто выходили куда-нибудь вместе, ей нравилось просто поболтать с ним иногда о том о сем или выехать за город на пикник, где он обычно разжигал огонь и запекал что-нибудь вкусненькое на углях.
— Как здорово, Макс, вот так лежать и ни о чем не думать, — говорила она, лежа на его плече и вдыхая свежий воздух, смешанный с легким запахом дыма и жареного мяса. — Никакие проблемы не отягощают мысли, ни о чем не надо беспокоиться, никуда не надо спешить… Все так просто и понятно. И на сердце легко и прозрачно, как этот воздух. Мило и романтично.
Это была другая романтика, отличающаяся от той, какая была признана в кругу ее знакомых, и порой она ощущала, что это ей очень нравится, что именно эта романтика и простота и доходят до ее сердца, поднимая со дна его что-то чистое и светлое, что-то такое, что отсутствовало в ее повседневной жизни, похожее на радости из мира детства, и она ощущала в такие моменты, что упускает нечто важное, нечто давно забытое и погребенное под ворохом наносной гламурности и бесконечных развлечений. Но потом она вновь окуналась с головой в свой привычный круговорот и забывала об этом и даже гнала подальше эти свои мысли, чтобы не затруднять ход своей привычной жизни. Ей хватало того, что ей было легко и надежно с Максом, хотя это являлось только надводной частью айсберга, более мощным основанием для ее умиротворенного состояния была любовь Макса, их отношения, в которые он вкладывал так много своего сердца и души, ее чувство «тыла», которое он обеспечивал, но она слишком много значения придавала внешней стороне жизни, чтобы осознавать это.
— Надо будет купить загородный домик с садом, и можно будет проводить там недели, занимаясь любовью и жаря ребрышки на углях, — мечтательно проговорила Эрика. — Красота!
— Красота! Только вот ребрышки, как я понимаю, буду жарить я, а чем вы, мадам, будете заниматься?
— Как это чем? Любовью! — воскликнула Эрика. — Разве этого недостаточно, сударь?
Макс только смеялся в ответ. Он-то знал, что больше, чем на один день, его любимую жену на природу не вытащишь. Это были редкие вылазки, и он очень дорожил этими минутами. Он по-прежнему любил Эрику до безумия, хотя порой ему было грустно оттого, что ей важнее пойти куда-нибудь с друзьями, чем провести тихий вечер дома. Но ему было важно, что она чувствовала себя счастливой, и поэтому он не останавливал ее. И даже не пытался ее изменить. Она, конечно, не каждый день уходила, и, если она оставалась дома и он не дежурил в этот день в клинике или не мчался на экстренную внеплановую операцию, они занимались любовью или же просто сидели у телевизора, она — читая свои книги или журналы, он — перебирая ее волосы и вдыхая их аромат и просто наслаждаясь покоем. Он очень хотел ребенка, но Эрика говорила, что с ее четвертой группой крови и отрицательным резус-фактором можно ожидать от беременности каких угодно осложнений и что она пока морально не готова к таким переживаниям. Он, как врач, соглашался с ней, потому что у него-то резус был положительным, и было вполне вероятно, что у Эрики с ребенком будет резус-конфликт. Конечно, современная медицина вполне успешно справлялась с этой проблемой, но он не давил на нее. В конце концов, это ее здоровье и, как он думал, она заботилась о здоровье ребенка, и поэтому именно она как мать имеет все права решать, когда она будет к этому готова.
— Эрика, вы женаты уже пять лет, а о ребенке даже и речи нет! — Мама, в отличие от Макса, не сдерживала своих эмоций. Ты ведь не молодеешь с годами, зачем откладывать так надолго?
— Мама, мы уже все обдумали и решили, я еще не готова, дай мне еще время. И потом, не такая я уж и старуха, к твоему сведению! На Западе в сорок лет первого ребенка рожают, и ничего, все нормально.
— И глупо поступают, ребенок от этого здоровее не рождается, ты как врач должна это понимать.
— Я все понимаю, мама, но я пока не хочу такой ответственности. Ведь это же не так все просто, тем более с моими предпосылками к риску! — Эрику бесило, что ей навязывают это решение. Слава богу, что хоть муж особо не давит. Она видела столько беременных, прошедших через ее обследования, столько возможных патологий, видела, как тяжело этим женщинам, какая это нагрузка, да и потом — маленький ребенок… Она в принципе любила детей, но собственный ребенок — это же изменит всю ее жизнь, а она к таким радикальным переменам еще не была готова. Возраст ей еще позволял подождать, и она не торопилась с этим решением. Эрику вполне устраивала ее жизнь, и даже иногда казалось, что слишком уж все гладко. Она вспоминала слова папы насчет того, что при слишком хорошем отношении к ней она вскоре «сядет на шею и свесит ножки», и иногда ей казалось, что она очень близка к этому, если уже не перешагнула эту стадию. И тогда ей становилось интересно: а что же будет потом? куда это приведет ее?
В один прекрасный день, когда Макс дежурил, а она отдыхала после принятия массажа, в дверь раздался звонок. «Ну кто там еще», — с некоторым раздражением подумала Эрика и, нехотя встав,
