Сегодня утром Хамфри снова пристал ко мне, как репей.
– Два срочных дела, господин министр, – вместо приветствия начал он, едва войдя в кабинет. – Во- первых, наградной список…
Услышав, что я намерен вернуться к этому вопросу позже, он как-то сразу задергался (мне стоило большого труда не показать, как это меня забавляет) и возбужденно застрекотал: «Дело не терпит… скоро пять недель…»
Такая настойчивость нисколько не поколебала моей решимости не спешить с подписанием документа, так как в результате проведенного мной исследования
Да и вообще многие из ныне существующих почетных титулов и наград нелепы и превратились в анахронизм. Возьмем тот же орден Британской империи: неужели никто в Уайтхолле до сих пор не заметил, что империи давно уже нет?
Государственные служащие из года в год улучшают свое и без того неплохое положение. И если раньше (во время оно) их награждали в порядке компенсации за многолетний преданный труд на благо общества, за который они получали относительно небольшое жалованье, скромную пенсию и в целом незначительные привилегии, то теперь их материальное положение сравнимо с доходами менеджеров процветающих частных компаний. (Эттли в бытность свою премьер-министром получал пять тысяч фунтов в год, а секретарь кабинета – ровно в два раза меньше. Сейчас же секретарь кабинета получает больше премьер-министра. Почему?) Они ездят на государственных машинах, в конце службы их ждет солидная, не зависящая от инфляции пенсия, и… на них по-прежнему сыплется золотой дождь почестей и наград!
Напрашивается риторический вопрос: способны ли государственные служащие понять трудности нашей каждодневной жизни, если над ними, в отличие от нас, не висит дамоклов меч инфляции и безработицы?
Чему они обязаны всеми этими выгодами? Умению оставаться в тени: они каким-то образом сумели убедить людей, что обсуждать этот вопрос просто неприлично – дурной тон.
Но я – стреляный воробей и верю не в слова, а в дела. Реальные дела. Поэтому я без обиняков спросил Хамфри, чем он объясняет тот факт, что на долю государственных служащих приходится двадцать процентов всех наград.
– Их преданностью долгу службы, – напыщенно ответил он. «Такая служба стоит преданности», – мелькнула у меня мысль.
– К тому же, – продолжал Хамфри, – служащие Ее Величества всю свою жизнь трудятся за скромную плату на благо общества, а потом… потом канут в безвестность. Награды и почести – всего лишь незначительная компенсация за их верное, самоотверженное служение Ее Величеству и стране.
Прекрасные слова! Однако…
– За скромную плату? – иронически переспросил я.
– Увы!
Пришлось напомнить ему (на тот случай, если ему изменяет память), что он получает свыше тридцати тысяч в год. На семь с половиной тысяч больше меня!
Мой постоянный заместитель согласно кивнул, но тут же добавил, что эта плата все равно сравнительно невелика.
– Сравнительно с кем?
Он на секунду замешкался.
– С кем?… Ну… скажем, с Элизабет Тейлор.
Я счел своим долгом объяснить сэру Хамфри, что о сравнении с Элизабет Тейлор не может быть и речи – слишком велико различие между ними.
– Еще бы! Ведь у нее нет оксфордского диплома с отличием, – изрек он и спросил без всякого перехода: – Господин министр, вы подписали наградной список?
– Нет, Хамфри, – твердо ответил я. – Его надо пересмотреть и оставить в нем только тех, кто действительно заслужил это право. Таково мое решение.
– Что значит «заслужил»? – подчеркнул бесстрастно мой постоянный заместитель.
Я терпеливо объяснил, что «заслужил» означает «заработал», совершил нечто особенное, из ряда вон выходящее.
– Это неслыханно! – вспылил он.
– Как вам будет угодно, но в соответствии с моей новой политикой на награды могут рассчитывать только те государственные служащие, которые добились пятипроцентного сокращения бюджета в своих отделах.
Потрясенный Хамфри молчал.
Выдержав паузу, я, как ни в чем не бывало, продолжил:
– Следует ли мне расценивать ваше молчание, как знак согласия, Хамфри?
К нему наконец-то вернулся дар речи.
– Нет, не следует, господин министр! – возмущенно заявил он. – Интересно, кто подал вам эту чудовищную идею?
Я бросил взгляд на Бернарда, целиком поглощенного неожиданно развязавшимся шнурком на правом ботинке.
– Никто, я сам до этого додумался.
– Нелепо!… Немыслимо!… Исключено! – распалялся мой постоянный заместитель, и остановить его теперь было невозможно. – Ваша идея… подрубает корни… к чему это приведет… к отмене монархии…
Я попросил его не говорить глупостей. Это привело сэра Хамфри в еще большую ярость.
– Нет никакого смысла изменять систему, которая так прекрасно зарекомендовала себя в прошлом!
– Она себя не зарекомендовала…
– Любая система требует проверки временем. Прежде всего надо быть объективным и справедливым.
На первый взгляд, вполне логично, однако не следует забывать, что орден Подвязки, например, был основан королем Эдуардом III в 1348 году. Тоже требуется проверка временем?
Тогда Хамфри попробовал зайти с другой стороны. Он заявил, что ставить награды в зависимость от экономических соображений – значит создавать опасный прецедент. Иначе говоря, правильно поступая сейчас, мы будем вынуждены правильно поступать и в будущем – вот что он имел в виду под «опасным прецедентом». Если следовать такой логике, то лучше вообще никогда и ничего не делать.
