Да, господин Премьер-министр. Из дневника достопочтенного Джеймса Хэкера

К кассете была приложена сопроводительная записка. (Прилагаем ее ниже. – Ред.)

„27 ноября

Уважаемый сэр Хамфри!

Направляю вам копию неофициальной части вашего радиоинтервью. Нам она показалась особенно интересной.

Искренне ваш, (подпись) Кроуфорд Джеймс (Продюсер)“.

Эта записка сразу же вызвала у меня определенные подозрения по ряду причин. Во-первых, она показалась мне не совсем искренней. Что он, в частности, имел в виду под „особенно интересной“! И, во-вторых, я всегда испытывал инстинктивное недоверие к людям, которые считают нужным менять свои христианские имена и фамилии местами. Однако, услышав мое удивление по поводу того, что его интервью можно называть „интересным“, сэр Хамфри искренне обиделся, хотя лично мне было не совсем понятно, почему – ведь в его намерения, которых он, кстати, никогда не скрывал, всегда входило толком ничего не говорить вообще!

Если раньше я, честно говоря, сомневался в его способности ничего не сказать, эта записка преподнесла мне безусловный сюрприз. Да еще какой! Ибо когда мы включили „бум-бокс“, оттуда до меня донесся голос, ужасно похожий на голос секретаря Кабинета: „… правду о безработице вам все равно никто не скажет“.

„Интересно, почему?“ – последовал вопрос.

„Потому что, как известно, ее можно буквально за несколько недель сократить чуть ли не на половину“, – снова прозвучал его голос.

Я с ужасом посмотрел на сэра Хамфри. На него было жалко смотреть. Он выглядел, как затравленный зверь.

„И каким же это образом?“ – неумолимо продолжала магнитофонная запись.

„Самым простым. Прекратить социальные выплаты любому заявителю, который отказывается от двух предложенных мест работы“…

Хамфри резко подался вперед к столу, протянул руку, наугад ткнул пальцем в какую-то клавишу. Видимо, хотел выключить магнитофон, но по ошибке надавил на „быструю перемотку вперед“. Его измененный до неузнаваемости голос быстро-быстро заверещал что-то совсем как мультяшный Микки Маус, а когда он, наконец, отпустил клавишу, мы оба к своему ужасу отчетливо услышали те самые роковые слова: „а у политиков не хватает духа хотя бы попытаться исправить это положение“.

Я тоже слегка наклонился и выключил этот чертов „бум-бокс“. Долгое время мы молча смотрели друг на друга… Затем, не выдержав, я тихо спросил:

– Сэр Хамфри, это ведь были вы?

– Увы, Бернард, – печально подтвердил он.

– Не Майк Ярвуд?[67]

На его осунувшемся лице появился робкий лучик надежды.

– Думаете, можно попробовать сказать, что это он?

Я мрачно покачал головой.

– Вряд ли. Доказать обратное, полагаю, не составит особого труда.

Хотя мне с трудом верилось, что сэр Хамфри на самом деле мог произнести такую крамолу, я все-таки поинтересовался, следует ли нам ожидать чего-нибудь еще. Он, потупив глаза, кивнул.

– В том же духе?

Он снова молча кивнул. Похоже, вообще не мог говорить. Пришлось терпеливо подождать, пока к нему вернется голос. Голос надломленного человека.

– Даже хуже. Кажется, я что-то сказал о паразитах…

Невероятно! Всякое, конечно, может случиться, но позволить себе такое! Он непривычным для него жалостливым тоном объяснил, что само интервью уже закончилось – во всяком случае, ему так казалось! – и что они просто беседовали. Так сказать, неофициально.

– Возможно… но ваша, так сказать, беседа была записана на пленку, – заметил я.

Внезапно с отчаянным воплем „Боже ты мой!“ сэр Хамфри звонко хлопнул себя ладошкой по лбу и вскочил со стула.

– Господи, до меня только что дошло: это же шантаж! Чистейшей воды шантаж! Вот, смотрите сами. – Он схватил записку и сунул ее в мою руку.

Я снова перечитал этот зловещий документ. Да, это действительно было похоже на шантаж. Судя по всему, мои подозрения оказались не напрасны.

Хамфри тупо глядел куда-то в стену… мимо меня: ввалившиеся глаза, сбившийся в сторону галстук, растрепанные волосы, как будто его в 3.41 утра неожиданно разбудил призрак Стэнли Болдуина.[68]

– Чего им от меня надо? – жалобно простонал он.

А действительно, чего? Интересно, чего „Би-би-си“ может хотеть от секретаря Кабинета? Чего они вообще могут хотеть от кого-либо? Да, похоже, это одна из тех вечных мистерий двадцатого века, которые никогда не находят своего разрешения. Особенно за столь короткий срок и особенно людьми вроде меня.