8:41 — Встали под РКП.
9:27 — Срочное погружение.
9:29 — Начали испытания ППУ — проведен инструктаж личного состава пульта о порядке развития оборотов. Вызван командир БЧ-5.
11:28 — Боевая тревога для Б4-3, для прострелки ТА № 7,8 (на 20 узл. прострелка ТА № 7,8).
12:00 — получен доклад по телефону начальника СЛ «X», что Курк-1 показывает ненормальную «РО» в 4-ом отсеке. На мой вопрос: «Опять Аргон-41? 7-10 ПДК?» — поступил ответ: «Не знаю, много».
Вопрос: «Что сделал начальник СЛ „X“ и что предполагается делать?», поступил доклад: «Дал указание на „пульт ГЭУ“ о выходе л/с из 4-го отсека, и что есть необходимость всплыть и вентилировать 4 -ый отсек в атмосферу». Одновременно я дал указание выяснить обстановку совместно с пультом ГЭУ: «Не мудрит ли там пульт»? Дана команда командиру БЧ-5 выявить у пульта обстановку (на пульте в данный момент находятся командир Д-1, представители ОКБ «Гидропресс» и в/ч 27177.)
12:10 — Всплытие на перископную глубину для вентиляции 4-го отсека.
12:15 — Всплыли в крейсерское положение.
С пульта ГЭУ поступил по телефону доклад, что «Р» на. л/б падает, причины выясняют, и что л/с выведен из 4-го отсека. После получения докладов начальника СЛ «X» о радиационной обстановке мною дана команда по ПЛ «4-й отсек зона строгого режима. Проход через 4-й отсек закрыт».
12:15 — с мостика затребовал у ЦП, где был командир БЧ-5, доклад с пульта ГЭУ. Командир Д-1 доложил, что «Р» — переведено на п/б, с л/б разбираются, и что причина возможно в АЗ, что в трюме за АК — много воды (течь ПГ???), был разговор с командиром БЧ-5 о газ. контуре, компрессоре, они давали газ. активность. Боевая тревога при всплытии не объявлялась, т. к. предыдущие всплытия проводились только по «БТ», т. е. л/с находился в концевых отсеках. (Обед роздан).
13:00 — Командир БЧ-5 запросил разрешение пройти на пульт ГЭУ и в 4-й отсек, для выяснения обстановки, на что получил разрешение.
13:30 — Затребовал от начальника Сл «X» доложить, что делается им и в чем причина ненормальной обстановки в 4-ом отсеке. Поступил доклад, что делаются замеры и выясняются причины, и что 4-й отсек необходимо интенсивно вентилировать.
14:00 — Продувание СГБ, проведение системы погружения в исходное положение, спуск воды с шахты вентиляции. Пущена система вентиляции 4-го отсека. Ветер Ю. З. до л/с мостика р/а не доходила. Узнаю, что начальник Сл «X» определил и передал Д-1, что время пребывания в 4-ом отсеке 15–20 мин., в противогазах.
14:30 — Поступил доклад от начальник СЛ «М», что спецтрюмные получили облучение и некоторых из них рвет, тошнит. Посоветовавшись с начальником СЛ «М», что делать со спецтрюмными, выдавать ли «цистамин» им и остальному л/с, приняли решение о том, что спецтрюмных нужно «вывести» в 1-й отсек (часть уже была там) и оказать им соответствующую помощь, а остальному л/с «цистамин» не выдавать. Совместно с командиром БЧ-5 принято решение работы в 4-ом отсеке по выявлению и устранению причин неисправности ГЭУ будут проводить офицеры Офман, Ялов, Домбровский.
14:35 — Объявлена команда «Зона строгого режима» по всей ПЛ: поступил запрос СПК Воробьева, что делать дальше с л/с. Приказал действовать по плану: производить большую приборку; л/с находится в тех отсеках, где он находится в настоящей момент (Спиридонов в 5-м отсеке). Вызвал начальника Сл «X» с докладом. Ничего нового начальник СЛ «X» не предоставил. Вызван представитель СРВ (Пасхалов).
Он предложил донести на берег о ненормальности «Ро» и установить «дозу оправданного риска». Ответил ему (в присутствии майора Ефремова — начальника СЛ «М»), что я доложил о всплытии и следовании в базу, а в отношении «дозы оправданного риска» — нет надобности ее устанавливать, т. к. аварийных партий в 4-ом отсеке нет, остальной л/с оттуда выведен. Ст. л-т Пасхалов с этим согласился и в дальнейшем этот вопрос не поднимался.
15:03 — Отдраили люк 4 отсека (на 15–20 мин). Убыл на пульт ГЭУ. Перед этим отдал приказ о принятии мер безопасности при открытии люка (его открывали с верхней палубы) и о дальнейшем плавании.
15:30 — Потребовал доклад от начальника СЛ «X». Получена рекомендация усилить вентиляцию 4-го отсека путем подачи воздуха со стороны 3 и 5-х отсеков, что и было сделано.
16:30 — начальник Сл «X» доложил, что ра газы есть и в остальных отсеках, и что нужно вентилировать всю ПЛ. Мною дано приказание давать ВВД в 1-й и IX отсеки, отдраив переборочные двери и принять меры безопасности.
17:30 — Подошли к внутреннему рейду, отдраили люк 8-го отсека. Дана команда по ПЛ, чтобы л/с швартовых партий, находящейся в кормовых отсеках, выходил на швартовку через люк 8-го отсека…
Вот так 24 мая 1968 г. завершился аварийный поход опытной, экспериментальный атомной лодки К- 27 Северного флота.
По прибытии в базу все спецтрюмные сразу же были отправлены в санчасть. Автору этих записей, будучи в то время старшиной команды турбогенераторщиков (5 отсек), пришлось помогать дойти до машины своим товарищам из реакторного отсека, которые уже самостоятельно не могли идти.
25 мая первая партия из десяти человек, куда входили все спецтрюмные Николай Логунов, Виктор Гриценко, Вадим Куликов, Александр Петров, Евгений Дурденко, Максим Офман и другие в т. ч. и автор (см. полный список в примечании), была отправлена самолетом командующего Северным флотом Лобова в г. Ленинград в 1-й военно-морской госпиталь.
Всех положили в спецотделение (11-е отделение). Отдаю должное всем врачам, медсестрам, работникам госпиталя военно-медицинской академии, которые сделали все, чтобы спасти тех моряков- подводников, которые получили запредельные смертельные дозы.
Всего 24 мая 1968 г. переоблучилось 144 человека. Из них, если судить по книге Н. Мормуля «Атомная подводная эпопея», 20 человек получили облучение от 600 до 1000 Р.
Откуда этот уважаемый адмирал взял такие цифры, мне не известно, тем более, что и сегодня практически добиться официально, кто какую дозу получил, невозможно.
Несмотря на принимаемые врачами меры, 27.05.1968 г. в 21:45 в госпитале умирает штурманский электрик Воевода, 16 июня уходит из жизни Витя Гриценко, 18 июня — Вадим Куликов, 24 июня — Саша Петров. В тяжелейшем состоянии находился старшина спецтрюмных Николай Логунов, получивший более 1000 Р. И он выжил! Благодаря врачам, огромной силе воли и своей милой, очаровательной, душевной жене Маше.
Эта женщина сделала все, даже более, чтобы Николай победил смерть. И он ее победил. Несмотря на трудности в жизни, прогрессирование болезни (он остался без обеих ног и руки), он не сдавался. Встречался со своими сослуживцами. К сожалению, смерть жены, последствие тяжелой острой лучевой болезни дали о себе знать 9 января 1995 года. В Санкт-Петербурге скончался этот сильный, мужественный человек.
Мне только хочется сказать от себя, от всех ныне живущих моряков-подводников К-27 — светлая вам всем память, дорогие сослуживцы, вечная слава, моряки-подводники!
Кроме первой десятки через пару дней все переоблученные были с Гремихи направлены в госпитали г. Ленинграда, Североморска, Москвы. После длительного лечения я и сослуживцы, у которых закончился срок службы, были демобилизованы. Решением ВВК практически всех моряков, которые уезжали домой, признали годными к службе на атомных лодках, к работе с радиационными веществами. Никаких документов, никаких записей в военных билетах об аварии не было. Получившие облучение и ушедшие из жизни из-за тяжелых болезней так и не смогли никому доказать, что их заболевания связаны с полученной в мае 1968 года дозой радиации.
В семидесятых годах мне довелось побывать в госпитале города Ленинграда на очередном медицинском обследовании. Там получил на руки выписку: «последствия острого астеновегетативного синдрома 1968 г.». С таким заключением в любой момент, если будешь вести себя неугодно, могли отправить в «психушку». И только спустя 25 лет после аварии некоторые из нас получили на руки справку о том, что в мае 1968 года были облучены, правда, без указания дозы облучения.
К сожалению, на сегодня еще добрый десяток бывших моряков К-27 не имеют документов, подтверждающих участие в ликвидации аварии, не получают льгот.
