Рoковые девчонки из открытого космоса

это гораздо старше даже, скажем, «Острова Гиллигана», или «Бобер разберется», или «Отсчета», или стариковских домашних костюмов, или Гэри Блеска,[64] и, следовательно, они бы только потенциально опозорили ту внеземную цивилизацию, которая их когда-то испустила. Вполне представимо, что там, снаружи, существуют целые цивилизации, сидящие на своих планетах, обхватив эквиваленты голов эквивалентами рук и заливаясь той краской, которая представляет для них смертельный стыд, в ужасе перед тем днем, когда какой-нибудь другой разумной форме жизни выпадет случай перехватить то, что они столь опрометчиво вещали столько световых лет назад.

Девчонки рассовали украшенные купюры по карманам и сумкам и продолжили путь.

Путь их вел мимо небольшого скверика и большой больницы на Оксфорд-стрит, где земные мальчики стояли в дверях пабов, страстно пялясь на других земных мальчиков, а земные девочки сплетали в похоти пальцы друг с дружкой. Для данной улицы – ничего необычного. Немножко не в порядке было то, что упомянутые земные мальчики даже не замечали друг друга, пока не прошли наши чужие, а девочки до того считали себя натуралками.

Время от времени в дверных проемах девчонкам попадались знаки с розовыми треугольниками и словами «безопасная зона».

– Как вы думаете, это значит то же, что и на Нефоне? – нервно спросила Бэби.

– А что еще это может значить? – нахмурилась Ляси. – Может, «безопасная зона» тут означает, что они поставили какое-то защитное силовое поле. Но я и вообразить не могла, что до Земли добрались киборги с Серпентиса-49.

– Неужели во всюхе уже не осталось ни одного безопасного места? – покачала головой Бэби. – Я не хочу выглядеть андроидом-параноидом, но.

– Ебицкий ад, – сказала Пупсик. Печально известные трехсторонние киборги с двойной звезды Серпентис-49 даже Пупсика вводили в дрожь. – Ненавижу боргов.

– Они не так плохи, как боты, – ответила Бэби, стуча зубами. – По крайней мере, у них есть сердце.

– Ага, – парировала Пупсик. – Черное. Никогда не забуду, что они сделали с Мишель.

Можно подумать, кто-то из них в силах это забыть. Кверк не сказал правды – всей правды и ничего, кроме правды, – когда сообщил СОЧПИЗу, что нефонцы вывели только три гибрида. Еще была Мишель Мабелль,[65] первый гибрид и самый дикий из всех. Когда капитан Кверк и прочие лидеры Кохорты досыта наелись ее диффчонскими бунтовскими выходками и приняли решение «закупорить» ее, они вызвали боргов. Бэби, Ляси и Пупсика заставили смотреть. Это было ужасно. К тому времени, как борги с нею покончили, Мишель была дрожащей развалиной, тенью своего былого «я», которая с тех пор носит лишь темно-синие и бежевые двойки, не видит необходимости грязно выражаться, после каждой еды моет посуду, а спать ложится только в тот час, который глупо именуется «разумным». Девчонки знали, что, если их когда-нибудь поймают, с ними случится то же самое – если не хуже. В конце концов, Мишель не угоняла космолетов.

У них не осталось времени на размышления о розовых треугольниках – их отвлек какой-то настойчивый звон. Происходил он из неуклюжего серебряно-оранжевого прибора, украшенного цифрами и перфорированного дырками и щелями. Он свисал со стенки прямоугольного стеклянного ящика. Ляси опознала его первой.

– Это машина времени Доктора Кто! – воскликнула она.

Рядом остановилась и уставилась на аппарат ухоженная пожилая дама.

– Ждете звонка? – спросила она. Чужие покачали головами. Женщина сняла трубку. – Алло? – Секунду спустя улыбка ее испарилась, и она грохнула трубку на место. – Ебицкая задница, – свирепо пробормотала она явно мужским голосом и: – Кхм, – прочистила горло. Голос поднялся на несколько октав. – То есть, дорогуша, нельзя же так относиться к дамам. – Обернувшись к Бэби, она проворковала: – Кстати, я обожаю твой прикид. Не в «Транс-Ранце», случаем, покупала? Я как раз искала что-то вот такое же. Нет? Ох, ну что ж. И собачка миленькая. Пока чао. – Послав им воздушный поцелуй, она ускакала на высоченных каблуках в сторону отеля «Олбери».

Дззззынннь. Дзззыыыннннь. Девчонки переглянулись. Пупсик сняла трубку и прижала к голове, как это делала женщина.

– Алло? – воспроизвела она.

– Хочешь пососать мне хуй? – раздался на другом конце голос, затем распавшийся целой арией выдохов: – Охх, охххх. Хаххаххаххах. Нгнгнгнг. Сссссссс.

– Может быть, – ответила Пупсик этому шипению. – Как мне это сделать?

– Ссссс. Хаххах… Как?

– Ну да. Как? Как ядолжна пососать тебе хуй?

В трубке воцарилось краткое молчание.

– То есть, я открыта предложениям. Например, я могу пососать очень жестко, а потом, если хочешь, откусить.

В ухе Пупсика раздалось гнусавое нытье отбоя. Она пожала плечами и повесила трубку.

– Что это было? – спросила Ляси.

– Я думаю, какая-то разновидность земного секса, – ответила Пупсик. – Этот парень попросил меня пососать ему хуй.

– Четко, – ответила Ляси. – А что такое хуй?

– Еть меня, если знаю.

К телефонной будке подошел молодой квинслендец – только что с брисбенского автобуса.

– Вы закончили с телефоном? – вежливо поинтересовался он.

– Хочешь пососать мне хуй? – экспериментально осведомилась Пупсик.

Парень густо покраснел. Первым ему в голову пришло: да, хочу.

Вперед и на запад шагали девчонки. На углу Гайд-парка они столкнулись с парой консервативно облаченных коротко стриженных мормонских миссионеров.

– Как вы сегодня поживаете, мэм? – сказал один.

– Хочешь пососать мне хуй? – спросила Пупсик: ей откровенно нравилось новое выражение.

– П-п-прошу п-прощения? – выдавил тот, побледнев; его собственный хуй грешно зашевелился в официальном мастурбацезащитном облачении. Девчонки приятно помахали ему на прощанье, свернули налево, снова налево, потом направо, потом налево, потом опять налево. В Ньютауне они окажутся, не успеете вы произнести «Малышки в Стране Игрушек».[66]

* * *

Астероид Эрос за всю жизнь побывал лишь на одной хорошей вечеринке. Абсолютно взрывной. Фактически то был планетарный взрыв, его самого и породивший. Но случилось это давно, и с тех пор ничего особо интересного с Эросом не происходило. На огромном автодроме астероидного пояса Эросу не удавалось даже близко подлететь к другому небесному телу, не говоря о том, чтобы с ним столкнуться. А теперь он пойман тупиковой орбитой вокруг этого ебицкого Марса, а не какой-то приличной планеты. Тошнотина.

Эрос был большим, ему было скучно и беспокойно.

– Хой! Звездулька! Светулька-блистулька – ага, ты! – ты у меня первая за эту ночульку. Конечно, правда. Ты первая. Самая первая. Богом клянусь. Ты дай мне закончить, ладно? Вот бы я мог, вот бы посмел, вот бы… что ты имеешь в виду – только земляне так говорят? Это ебицкий отлуп. Что вообще такого особенного в этих землянах? Ты мне скажи, а? А? Ебицкие земляне, им все легко. В каком смысле – типа? Им выпало жить на Земле. Этого что, мало? Это так нечестно. Почему я не землянин? Разве я просил рождаться астероидом? Эй, звездулька! Звездочка! Ну задержись хоть на чуть-чуть? Ну знаешь, поболтаем, познакомимся поближе? Ну и проваливай. Я все равно с тобой трындеть не хотел… Никто вообще на меня внимания не обращает. Что я? Урод какой-то? Извращенец?… Те малышки в космолете – они довольно славные были, а? Так было четко. Тотальная тишь глубокого космоса, и тут вдруг – этот басовый бит, бумбумбумбум, я гляжу – а тут эта матка на меня пикирует, стерео на всю катушку, а внутри – эти крошки. Я просто уверен, одна мне крикнула: «Увидимся на Земле!» Уж я увижу ее на Земле. Я ее где угодно увижу. Только галактику назови. Черт! Ну почему я не спросил у нее номера? Черт. Черт. Черт… Земля, значит? Ох, Господи. Может, попробовать и за ними туда двинуть?