— Вот я тебе щас, Константа, подскажу урок. Покажу, что такое чисто.
Босс вынимает из портфеля бумажную «трубочку». Несколько легких, воздушных бумаг, свернутых, скатанных в трубочку… Приготовленных к сегодняшнему победоносному дню.
— Вот контракт о нашем с тобой сотрудничестве. Мы этот пирог только-только сегодня спекли… А? Вкусен был?.. Видишь?
Рвет.
— Вот спонсорство. Девственное.
Рвет.
— А вот фонд.
Рвет.
— Вот теперь чисто.
Телохран в наклон возле главного человека. Шепчет:
— Вы весь красный… Босс.
— Фигня.
— А левые пол-лица лиловые.
Босс, с неожиданной искренностью, с теплом в голосе (и по-мужски немного смущаясь), просит Ольгу:
— Поди снеси в сортир, девочка. У тебя в студии небось проблема с туалетной бумагой.
Ощупывая вздувшуюся жилу на лбу, Босс добавляет:
— Сейчас у всех с мягкой бумагой плохо.
Телохран тоже решил высказаться: — Кроме тех, кто часто пишет в ГБ… Гы-гы-гы!
Ольга стоит в растерянности. Прижимая к груди бумажную рвань.
Босс, не подымая глаз, продолжает выговаривать Артему:
— И упаси тебя боже вякнуть где-нибудь в газете… на экране… в эфире… даже шепотом… что я собирался тебе помогать. Я тебя, Артем Константинович, в ноль. В пыль. Сотру… Тебя просто не будет.
Наклонившись к Артему, большой человек продолжает совсем тихо:
— У меня за воротами бегает десяток сук… Лают?.. Нет, не лают. А общаются очень даже человечьими словами — мол, за штуку… пришьем кого угодно. За тысчонку, а?.. Я их не допускаю близко, конечно. Но за воротами пока что пусть бегают… Пусть.
А заканчивает главный здесь человек знаковой отмашкой.
Сдержанный сильный баритон Босса, он же спонсор, обращен ко всем пьющим и жующим, к нашим и не нашим. Ко всему встрепенувшемуся застолью в целом:
— Конец фильма.
Все: — Правильно!
— Верно!
— Решительно и правильно!
— Константе уже не отмыться!
Смишный: — А заметили, как сразу Константа сдвинулся в тень?. Даже от тех далеких ламп? Насторожился… Как только пацан заговорил про полинявшую от воды черную шляпу.
Свой-1: — Раньше, раньше! Ушел было в тень. При первом же намеке.
Свой-2: — При слове «брандспойт»…
Инна, вернувшаяся из К-студии, кричит, срываясь на совсем высокий фальцет и визг: — Перестаньте лгать! Ложь!.. Ложь!
Затем, подойдя к сестре, разводит руками:
— Не нашла валерьянки.
Стратег успокаивает Ольгу:
— Чего там валерьянка! Выпейте немного вина, леди. Взлеты и падения — норма жизни политика. Игра в игре. Ваш великий отец прекрасно говорил об этом когда-то.
Наливает ей:
— И не жалейте его. Посмотрите, какое у него сейчас лицо.
Артем, похоже, чувствовал потребность ответить и достоять до конца у своего стула, у своего стыда. Стоял с застывшей на лице чрезмерной натужной улыбкой.
Ольга мрачно огрызнулась: — Лицо как лицо.
Стратег: — Именно. Именно так, леди. Но мы-то от его лица ожидали куда большего.
— У меня есть подружка. — Стратег поднимает свой бокал, приглашая Ольгу к миролюбию. — Тоже как вы. Молодая… Она каждый раз повторяет мне беспомощно: «Ну что? Ну что?.. Ну что может женщина, кроме валерьянки?..» — и, выждав секунды две… всего две, никак не дольше… наливает себе французского винца.
Спохватившись, Артем все же пытается выровнять проигранную в дым позицию:
— Ладно. Разошлись. Я сам по себе… Но я, Пал Палыч, хочу просить вас.
— Садись сюда.
— Просить…
— Просят не так. Я же сказал — садись ближе.
Артем (еще выдерживающий характер) и Босс (уже принявший звездное решение) сидят друг против друга..
Но вот Артем придвигается вместе со стулом — как бы даже не к Боссу, а к незаставленному краешку стола. Чтоб вроде бы развязно выставить локоть. Видок у него все равно нехитрый, жалковатый. Но Артем идет на это. Из просительной — из бомжеватой тактики.
В полупоклоне. К чистому краешку стола:
— Зарплату.
— Что?
— Зарплату этого месяца не отбирайте. Оставьте ее мне.
Стратег, он рядом, и он опять знает наперед, что сказать: — Однако нет!.. Извините! Деньги — знак равенства. Деньги — это примирение. Нет и нет!.. Пал Палыч, оставляем политика на его вчерашних сухариках!
Смишный участвует тоже, кричит:
— Оставь его голым, Пал Палыч… Ни копейки. Пусть уже завтра начнет ходить с протянутой.
Босс: — Значит, Артемка, молчим про фонд? про контракт?.. Молчанка?
— Да.
— Значит, и в глаза друг друга не видели?
— Да.
— А почему… или, лучше сказать, зачем… зачем я оставлю тебе зарплату за месяц?
— Затем. Я этот месяц отработал на вас. Уже двадцать восьмое.
Инна недовольно, почти оскорбленно вскрикивает: — Артем!
И Художник кричит ему из далекого далека — через чужой, ставший чужим стол: — Константа, заговори наконец! Скажи. Вруби им что-нибудь!
В подхват снова Инна: — Артем!.. Где твоя отвага?
