Саймон отвечал ему с неизменной твердостью и настойчивостью.
– Не начинай опять! Чем быстрее мы закончим, тем будет лучше для всех нас. Этот молодой человек хочет знать, как проходил старт. Расскажи ему.
И Безродный вновь заговорил – оцепеневшим монотонным голосом:
– Ошибка была допущена в расчетах. Моя ошибка. Перед стартом у меня не все ладилось с программой, которую я готовил для компьютера. Одна серия команд получалась не совсем точной. Мне не удалось самому найти ошибку, и я не посчитал нужным обратиться за помощью к капитану. И я… Я ввел в компьютер программу в таком виде, как ее составил. Скорее всего, я решил тогда, что все сделано правильно. Подъем прошел прекрасно. Мы успели определить, что вошли в гиперпространство за примерно… теперь уже не помню, три или четыре миллисекунды…
– За пять, – вздохнув, уточнил Роб.
– Хорошо, за пять. Капитан бросился в другое кресло, рядом со мной. ССК затрясло. Послышался страшный скрежет, мы ничего не видели через смотровые окна…
– Мой отец пытался произвести коррекцию?
– Да, я думаю, что так. Он только начал… Все произошло молниеносно… Было уже слишком поздно исправлять какую бы то ни было ошибку. Нас уже не было в гиперкосмосе. Мы врезались сюда, под землю.
– И встретили очень жесткое сопротивление! – негромко воскликнул Саймон. – Я не очень хорошо разбираюсь в механике гиперкосмических полетов, но могу себе представить, что случается, когда ССК собирается из молекул снова в единое целое, но после этого попадает не в гиперпространство, а в обычное пространство, занятое массивными скалами. Сопротивление твердой породы способно опять разбить корабль на отдельные молекулы в считанные доли секунды. Корабль может просто перестать существовать.
Роб медленно поднял глаза к побитому, исполосованному огнем корпусу. Он с трудом воспринимал абстрактные понятия, о которых говорил Линг. Просто Роб воочию видел перед собой кусок металлического корпуса, попавшего сюда по чьей-то злой воле и чудом сосуществующего или пытающегося сосуществовать с сотнями миллионов тонн скалистой породы. В мгновение ока эта крошечная по сравнению с гигантской громадой скал полоска металла может оказаться сдавленной, сжатой в гармошку, спрессованной, растертой в пыль. А что если бы какой-то хотя бы небольшой своей частью корабль попал в такое место в скалах, где есть воздушное пространство, тогда возможно… возможно…
Роб чувствовал, как у него разболелась голова. Он показал наверх и спросил:
– Это все, что осталось от корабля?
Безродный кивнул.
– Получается, ваша компьютерная программа отправила «Маджестику» в землю Далекой звезды?
– Капитан пытался скорректировать…
– Где он находился, когда все это случилось? – поинтересовался Роб.
– Рядом со мной на инженерном мостике. Вон там, в самом верху той огромной комнаты, что над нами. Вы… не смогли его увидеть в темноте. От страшного удара мы… все потеряли сознание и… всех людей, которые еще были живыми… разбросало в разные стороны. Я пришел в себя спустя много часов, а, может быть, дней. Все, кроме твоего отца и еще одного члена экипажа, были мертвы. У твоего отца все время шла кровь из носа и ушей. Я не знаю, почему так случилось, но… я был единственным человеком, не получившим серьезных повреждений. У меня был легкий перелом руки и несколько порезов, нанесенных мне командирским креслом, когда его вырвало вместе со всеми болтами. Мы… нашли аппараты кислородной резки. И, разрезая корпус то в одном, то в другом месте, пытались найти выход на поверхность планеты. Член судовой команды – я так и не узнал его имени – он умер. Потом скончался твой отец. Он уже едва держался на ногах. Все его лицо было красным… Совершенно красным в свете от нашего единственного фонаря…
Робу хотелось крикнуть, чтобы этот человек замолчал, но он не мог. Мысленно Роб сопоставил залитое кровью лицо отца, которое явилось сейчас перед ним, как живое, с портретом капитана Эдисона, трепетно хранившимся сыном уже столько лет. Но почти сразу же Роб отделил один образ от другого. В ушах у него звенело. Он смутно слышал, как Безродный отвечает на какой-то вопрос командира.
– …да, похоронен. Недалеко…
– Идем, Роб, – сказал Саймон.
Ошеломленные всем услышанным, они двинулись поперек пещеры. Их путь освещал фонарь Линга. Вскоре они подошли к двум маленьким могилам, выложенным из камней.
– Я… не могу вспомнить, в каком именно месте я похоронил капитана, – как бы извиняясь, сказал Безродный.
Роб прошел вперед и стал отдельно от всех. Его тень легла на грубые погребальные камни.
Как-то незаметно у него исчезла головная боль. Страшная усталость все так же цепко держала его в руках, но он снова обрел способность ясно мыслить, хотя слезы начинали застилать глаза. Роб старался не проронить ни одного жалобного звука, но слезам дал волю.
Прошли и слезы. Роб выпрямился. На него как будто подуло свежим, холодным ветром. Усилием воли он заставил себя отойти от могил, мысленно попрощавшись с отцом. Навсегда.
Роб снова обратился к Безродному:
– Допущенная вами ошибка загнала «Маджестику» сюда, в эти пещеры.
– Я же так и сказал, разве нет? А капитан…
– Разрешил вам руководить взлетом. Следовательно, он тоже допустил ошибку.
Просчет в команде капитана. Эта оценка на веки вечные будет связана с именем его отца.
