привратник.
Матиас ответил ему каким-то новым, властным голосом. Здесь, в подземелье, он вдруг показался Мафусаилу старше и выше ростом.
— Я — там и сам. Мартин — это Матиас, — промолвил мышонок. — Как своему другу и верному спутнику, я позволяю тебе войти со мной.
Мафусаил неожиданно почувствовал, что рядом с ним находится некто, кто много старше его. Высоко подняв лампы, друзья вошли в открытую дверь.
За дверью оказалась небольшая, с низким потолком комната, в центре которой возвышалась каменная плита. Это была гробница Мартина Воителя! Боковые стенки гробницы покрывала резьба, изображающая сцены из жизни Мартина: ратные подвиги и исцеление больных. Сверху на плите лежало изваяние Мартина в натуральную величину, одетое в знакомое им облачение Ордена Рэдволла — скромное, без всяких украшений. Матиас в благоговении созерцал лицо легендарного героя. Тишину прервал шепот Мафусаила:
— А вы с Мартином очень похожи, мой молодой друг.
Как только старик заговорил, дверь за ними со скрипом захлопнулась. Матиас, ничуть не испугавшись, обернулся к двери. На внутренней ее стороне висели щит и перевязь для меча. Круглый стальной щит, какими пользовались в старину, несмотря на все прошедшие годы, сверкал как новый, в центре его была выгравирована буква М. Перевязь из блестящей черной кожи, с петлей для ножен, тоже выглядела совсем новой: мягкая и гибкая, она словно только что вышла из мастерской кожевника. Большая серебряная пряжка ярко сверкала в свете лампы.
Не говоря ни слова, Матиас развязал свой пояс послушника и, отдав его Мафусаилу, перепоясался перевязью. Та словно была сделана по его мерке. Матиас осторожно снял с двери щит и примерил его. Он продел лапу в петли с тыльной стороны щита: одна оказалась у локтя, другая под ладонью. Как ни странно, все это показалось Матиасу чрезвычайно знакомым. Под щитом на двери открылась надпись. Мафусаил прочел:
Как во сне, Матиас слегка потянул дверь на себя. Она легко отворилась. Освещая себе путь лампами, две мыши вернулись из потайной комнаты к теплу и свету жаркого июньского дня.
7
Со стены аббатства Констанция увидела, что к Рэдволлу идет молодой лис, с палкой в лапах, на конце которой, в знак его мирных намерений, болталась белая тряпка. Барсучиха обеспокоилась. Она знала этого лиса из семьи старухи Селы. За таким нужно смотреть в оба!
— Стой, лис! Что тебе нужно? — крикнула Констанция.
Куроед захихикал, но под строгим взглядом барсучихи поспешил принять серьезный вид.
— Я хочу видеть вашего настоятеля, — прокричал он в ответ.
— Нельзя, — сказала, как отрезала, барсучиха. Лис, глядя снизу вверх на Констанцию, взмахнул своим белым флагом:
— Но я должен его увидеть! Я пришел с миром, у меня есть очень важные сведения, которые я готов продать!
Барсучиха и бровью не повела.
— Мне все равно, что у тебя есть. В аббатство ты не войдешь, а если тебе есть что сказать — скажи мне. — Констанция посмотрела на переминавшегося с лапы на лапу лиса и добавила: — А если тебе это не нравится, можешь убираться туда, откуда пришел.
Куроед был крайне раздосадован: да, похоже, к аббату он не попадет… Он попытался представить, что бы сделала на его месте Села. Наконец он развернул кусок коры и показал его Констанции:
— Это важное послание лично настоятелю.
— Тогда бросай его мне, я передам.
Ни лесть, ни уговоры не помогли. Барсучиха оставалась непреклонной. В конце концов Куроеду не осталось ничего другого, как бросить ей послание Селы. Он кидал его несколько раз, но никак не мог добросить. После очередного неудачного броска Констанция крикнула:
— Поднатужься немного, молокосос! Я не собираюсь торчать здесь целый день из-за тебя.
Куроед еще раз, что есть силы, метнул кусок коры вверх, и Констанции наконец-то удалось его поймать.
— Я буду ждать ответа здесь, — прокричал лис с надеждой, впрочем не очень-то и надеясь на то, что получит хоть какой-нибудь ответ.
Барсучиха только фыркнула. Пригнувшись, чтобы лис не мог ее видеть, она прочитала письмо. Подождав, пока пройдет достаточно времени, она встала, для вида тяжело дыша, словно после быстрого бега.
— Скажи Селе, что аббат встретится с ней через два дня в десять часов вечера в Лесу Цветущих Мхов, у большого пня. И чтоб никаких фокусов!
Куроед радостно взмахнул флагом и залился визгливым смехом:
— Отлично, я понял, толстуха. Только пусть аббат захватит с собой побольше золота! Ну пока, старушка.
Рассерженная Констанция свесилась со стены:
— Проваливай, да побыстрей, а то я сейчас спущусь и задам тебе хорошую трепку!
Она снова пригнулась и громко затопала ногами. Когда она выглянула, перепуганный Куроед в облаке пыли уже несся по дороге.
— Наглый сопливый щенок! — пробормотала она. Пожалуй, не стоит беспокоить аббата из-за лисьего письма. Констанция вполне справится с коварными лисами сама.
Проголодавшийся Матиас обедал вместе с Молчуном Сэмом и его родителями, а также с Полевкинсами и зайцем Бэзилом Оленем. Ел он машинально, не проронив ни слова. Последнее найденное ими четверостишие о луне, севере и каком-то пороге не шло у него из головы. Мафусаил, быстро поев, удалился в одиночество своей кельи, где, как он утверждал, ему думалось лучше всего. За столом было шумно. Матиас улыбался и кивал, но не вслушивался в болтовню Полевкинсов и белок. Даже Молчун Сэм, усевшийся ему на колени и дергавший его за усы своими липкими лапами, не сумел отвлечь его от раздумий. Бэзил Олень увидев, что Матиас почти не прикасается к еде, осведомился:
— Прошу прощения, приятель, но если тебе не доесть этот черничный кекс и ватрушку с красной смородиной…
Матиас молча подвинул зайцу свою тарелку, и тот не заставил долго себя упрашивать. В трапезную вошел аббат Мортимер. Увидев задумчивое лицо Матиаса, он наклонился к нему и прошептал на ухо:
— Много дел, некогда поиграть, вот Матиас и пригорюнился, да? Приободрись, сын мой.
— Что вы сказали? Простите, отец настоятель, я задумался и не расслышал ваших слов. Понимаете, все никак не могу решить одну загадку.
Аббат потрепал Матиаса по плечу:
— Ободрись, сын мой. Мафусаил рассказал мне обо всем, что с вами было. Мой тебе совет: сейчас не слишком много думай об этом. Отдохни немного, все разрешится само собой — вот увидишь. До сих пор ты
