— Я так и думала, что у вас их не найдется. Простите, я вовсе не хотела вас обидеть. Ну что же, обойдусь куском коры и угольком. Где я могу их найти?
Черноклык указал концом палаша:
— Вон, около костра. Только живо!
Через несколько минут Села вручила Куроеду исписанный кусок коры.
— Вот это все ты мне и должен принести. А теперь поторопись, сынок, по дороге нигде не задерживайся. Я правильно говорю, капитан?
Черноклык выпятил грудь колесом, гордый тем, что даже лисице известно его звание, и ткнул когтем в Куроеда:
— Слушай, что тебе мать говорит, парень. Чтоб одна нога здесь, другая там. И смотри, ничего не позабудь. А теперь проваливай, да побыстрее!
Молодой лис в мгновение ока исчез в лесу. Черноклык, опершись на палаш, усмехнулся:
— Иначе с молодежью нельзя. Села с притворным восхищением смотрела на него:
— Какой вы доблестный, сэр. Ведь когда я его посылаю за чем-нибудь, он никогда так не торопится. Сразу видно, вы умеете командовать.
Черноклык, польщенный, зарумянился. А эта лисица совсем даже и бесхитростна! Он указал палашом на церковь:
— Пожалуй, нам пора возвращаться. Приказ есть приказ.
— Безусловно. Ведь иначе могут выйти неприятности, не так ли? — проговорила Села самым смиренным голосом.
Как только лагерь Клуни скрылся из виду, Куроед перешел на шаг. Развернув кору, он прочел написанное: «Настоятелю аббатства Рэдволл.
Мне точно известно, когда, где и как орда Клуни нападет на ваше аббатство. Какую цену вы можете дать мне за эти важные сведения? Лисица Села».
Куроед громко расхохотался. Теперь он точно знал, что за снадобье нужно было его матери. Он вспомнил слова, которые мать часто повторяла: «Мне случалось продавать курицам их собственные яйца и срезать усы у сторожевых псов». Хитро хихикая, молодой лис направился по дороге к Рэдволлу.
6
У Василики выдался трудный день. Накормив Матиаса и Мафусаила, она со своими помощницами поднялась на стену, чтобы накормить часовых и унести грязную посуду. После этого пришлось готовить еду для родителей Молчуна Сэма, которые, вежливо поблагодарив Василику, съели все с большим аппетитом. Маленький Сэм наблюдал за родителями, не вынимая изо рта лапы. Василика угостила и бельчонка. Только она управилась со всем этим, как Констанция попросила ее приготовить еще четыре порции: три для Полевкинсов и одну, большую, для зайца Бэзила Оленя. Василика охотно выполнила просьбу барсучихи. Глядя, как ест Бэзил, Василика своим глазам не поверила: она никогда не видела, чтобы кто-либо мог столько слопать! Даже такие известные едоки, как Констанция и Амброзий Пика, не шли ни в какое сравнение с зайцем Бэзилом Оленем. Деликатно промокнув губы — заяц отличался не только неутолимым аппетитом, но и утонченными манерами, — Бэзил Олень разразился похвалами:
— Превосходно! Божественно! Я, признаться, уже начал забывать, как хорош добрый старый полдник в аббатстве! Дорогая, не поможете ли вы старому холостяку освежить память? Будьте добры, принесите еще кружку вашего дивного октябрьского эля и порцию этого замечательного летнего салата. Пожалуй, я осилю также и несколько кусочков айвового пирога монаха Гуго. Восхитительно! Да, и не забудьте козий сыр с орехами. Это моя слабость. А теперь беги, очаровательная малютка! Ты очень мила, честное слово!
Василике помогали прислуживать еще две мышки. Сегодня им приходилось ходить на кухню кружным путем: аббат Мортимер запретил всем, кроме тех, кто помогал Матиасу и Мафусаилу, входить в Главный и Пещерный залы.
В проеме две лампы вырывали из чернильной темноты два золотых круга. Матиас и Мафусаил быстро зашагали вниз по потайной лестнице; кроты остались наверху, готовые, если понадобится, прийти на помощь. Воздух в подземелье был холоден и сух. Двое друзей спускались все ниже и ниже, пока лестница не закончилась наклонно уходившим вниз извилистым ходом, укрепленным деревянными стойками. Матиас вздрогнул: сколько же времени прошло с тех пор, как здесь ходили в последний раз! Паутина, которую он отодвигал в сторону, тут же рассыпалась в прах. Мафусаил шел рядом, держась за его рукав. Тоннель то и дело поворачивал — налево, направо, опять налево, опять направо. Голос Мафусаила звучал здесь глухо и незнакомо:
— Наверное, его вырыли таким изогнутым для прочности. Ты заметил, Матиас? Мы все время спускаемся вниз.
— Да, мы, наверное, уже под стенами аббатства. Друзья шли все дальше и дальше. Они сами не смогли бы сказать, как долго они шли по этому древнему извилистому ходу. Мафусаил вырвался немного вперед и вдруг остановился.
— Ага, вот и конец, — воскликнул он.
Перед ними была дверь. Друзья внимательно осмотрели сделанную из твердого дерева, обитую железом и украшенную фигурными гвоздями дверь. Она казалась незапертой, но никак не поддавалась. Матиас поднял лампу повыше.
— Смотри, на косяке что-то написано. Мафусаил прочитал громко и медленно:
Старик не стал скрывать своего разочарования:
— Хм! И это после всего, что я сделал, после бессчетных дней размышлений и поисков! Вот она, благодарность!
Но его слова остались неуслышанными: Матиас уже пересчитывал вбитые в дверь гвозди. Мафусаил сделал вид, что ему все равно, но вскоре присущее ему любопытство победило досаду, и он поинтересовался:
— Мышонок, может, помочь тебе?
— Сорок два, сорок три, помолчи! Разве не видишь, я считаю.
Старик привратник надел очки:
— Что ж, значит, ты уже разгадал эту загадку самостоятельно.
Матиас подмигнул другу:
— По крайней мере мне так кажется. В этом четверостишии две подсказки: ищи середину и пароль — Рэдволл. В слове «Рэдволл» семь букв. Если посмотреть внимательно на эти старинные гвозди…
— Это скрепы, — поправил Мафусаил. Матиас продолжал:
— Да, если присмотреться к этим скрепам, то видно: их семь рядов — столько же, сколько букв в слове «Рэдволл». Семь рядов сверху вниз и семь справа налево, всего сорок девять. Таким образом, двадцать пятый гвоздь оказывается средним. В четверостишии же говорится смотри в средину. Так что вот он, нужный мне гвоздь.
С этими словами Матиас надавил лапой на центральный гвоздь, и дверь со скрежетом отворилась. Пока дверь открывалась, у мышей на спине шерсть встала дыбом. А когда дверь наконец открылась полностью, Матиас положил лапу на плечо Мафусаила.
— Давай, друг, войдем вместе, — предложил он.
— Но в четверостишии говорится, что войти можешь только ты один, — возразил старый
